Пивший женскую кровь гауптштурмфюрер встал. Ткнул носком сапога лежавшую на полу голую женщину.
Вскоре он появился снова. Теперь на плечах у него была легкая серая накидка. Белая рубашка и парадный мундир были в пятнах. Черный монокль он сунул в карман. Плоть воспаленной глазницы ярко краснела. Из уголка рта стекала слюна. Он слегка ткнул Ольсена золоченой рукояткой хлыста.
— Едете со мной в лагерь, армейский лейтенант, приколотить к бревнам пару талмудистских свиней?
Лейтенант Ольсен поглядел на него. Он многое хотел бы сказать этому типу. Как и многие другие. Все то, что обычно говорится в каком-нибудь романе. Но это был не роман. И Ольсен ничего не сказал. Лишь отпил большой глоток из кружки. Ему хотелось забыться.
Гауптштурмфюрер пожал плечами и повернулся, нетвердо держась на ногах. Зашатался, зловеще кренясь, будто судно от сильного удара волны, но сумел выпрямиться. Оглянулся через плечо, усмехнулся и задней стороной белой перчатки вытер незаживающую красную плоть.
— Я ухожу, но если передумаете, лейтенант, спросите обершарфюрера Шенка. Он отвезет вас в лагерь. Если приедете, отделим талмудистских свиней от чернорясников и посмотрим, кто из них громче вопит.
И вышел из комнаты, позвякивая золочеными шпорами. Он носил форму кавалерийской дивизии СС[155].
Темноволосая девица попросила Ольсена расстегнуть ей лифчик. Сказала, что он слишком тугой.
— Ты в отпуске? — спросила Ильзе.
— Да, в отпуске, — ответил Ольсен.
— У тебя нет семьи? — спросила темноволосая. Глаза ее были полузакрыты, слово у мурлычащей возле камина кошки.
Ольсен промолчал.
— Можешь переспать со мной, — предложила Ильзе.
— Подумаю, — сказал Ольсен и снова приложился к кружке. Он был уже очень пьян, но никто не мог этого заметить. Отставил кружку и взглянул на платиновую блондинку. — На твоем месте я бы ушел отсюда.
— С какой стати? — спросила Ильзе и встряхнула головой, свет замерцал в ее спадающих на спину волосах.
Ольсен улыбнулся.
— Потому что я так говорю. Выскользни в дверь незаметно.
— Господи, какая чушь, — фыркнула она. И подошла к унтерштурмфюреру с эмблемами СД на петлицах[156]. Вскоре он полез ей под юбку.
Они вместе пошли наверх.
Лейтенант Ольсен больше ее не видел. Она была арестована, едва поднялась с постели, где занималась любовью с унтерштурмфюрером. Он же и арестовал ее. Вывели Ильзе в заднюю дверь, где можно было выйти на тихую улочку через калитку в стене.
На другой день ее нашли в Грюневальде[157]. Короткая заметка в вечерней газете гласила, что ее сбил неопознанный автомобиль. Она была названа одной из берлинских аристократок. Люди пожимали плечами и говорили:
— Шлюха.
«Абендблатт» поместила фотографию ее трупа. Он лежал на дороге, в испачканной одежде. Голова была закрыта одеялом.
— Должно быть, ее сильно лупили по голове, — сказал ломовой извозчик в таверне. Он пил пиво, привалясь к стойке, и смотрел на вывеску с надписью: «Берлинцы курят "Юнону"».
Кто-то хлопнул лейтенанта Ольсена по спине. Это был штурмбаннфюрер с Рыцарским крестом на шее. Очень молодой. На руке у него была узкая черная повязка с надписью изящными готическими буквами: «Leibstandarte SS Adolf Hitler». Телохранитель фюрера. Грудь его была увешана наградами.
— Хочешь имбирного эля, друг? — спросил этот молодой эсэсовец.
Ольсена впервые здесь кто-то назвал другом. Он удивленно взглянул на штурмбаннфюрера.
— Имбирного эля? От него тошнит.
И приложился к кружке. Пил он медленно, но все-таки закашлялся.
Штурмбаннфюрер СС засмеялся. Понюхал его кружку.
— О, крепкая штука.
— Да, крепкая, — сказал Ольсен. — Вся выпивка крепкая, — добавил он.
Штурмбаннфюрер из гитлеровских телохранителей кивнул, потом оглядел комнату.
— Грязный хлев.
Ольсен промолчал. Лишь согласно кивнул и подумал: «Гораздо хуже, чем хлев».
— Когда война окончится, нам всем предъявят длинный-длинный счет за все, что творят эти типы, — сказал штурмбаннфюрер.
— Они распинают людей, — сказал Ольсен.
— Знаю, — ответил штурмбаннфюрер. — В общем, сейчас это чрезвычайно жестокая публика. — Наклонился к Ольсену и зашептал: — Знаешь, что я хочу сделать, друг? Я хочу застрелиться. Хочу… — Снова осторожно огляделся. На его губах заиграла ироничная улыбка. — Сделаю это прямо здесь, в этом притоне.
— Не будет ли это глупостью? — спросил лейтенант Ольсен.
— Возможно, друг, но они все разинут от изумления рты.