Нашим мукам приходит конец.
Ничего, дорогие подруги,
Выше головы, пойте смелей!
Ещё две, три большие потуги,
Прилетит дорогой соловей.
Он откроет нам двери за браму,
Сымет платье в полоску с плечей.
Успокоит сердечные раны,
Вытрет слёзы с усталых очей.
Ничего, дорогие подруги,
Будьте русскими всюду, везде.
Скоро лагерь оставим мы, скоро.
Скоро будем на русской земле.
Польша, город Данциг, апреля 1945 года.
(Записано в апреле 1945 года в городе Данциг)
Эту песню спела нам одна освобождённая девушка из лагеря, который располагался в городе. На автозаводе мы освободили своих людей. Они нам много рассказали о зверстве сволочей немцев. Одна прекрасная исхудавшая девушка, среднего роста, лет 18-ти спела нам жалобно песню. От этого голоса у многих товарищей упали слёзы на раскалённую землю. Сжав крепко кулаки, мы двинулись дальше в город гнать немцев, попрощавшись и отблагодарив эту девушку.
Кочегар
Раскинулось море широко
И волны бушуют вдали
Товарищ мы едем далёко,
Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен,
Лишь славное море шумит,
А берег суров и так тесен –
Как вспомнишь, так сердце болит.
На палубе восемь пробило,
Товарища надо сменять.
Едва он по трапу спустился
Механик кричит: «Шевелись!»
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках давно не горят;
В котлах не сдержать мне уж пару».
Пойди, заяви то, что я заболел,
И вахту, не кончив, бросаю,
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил – умираю».
Товарищ ушел… Он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило:
Лицо его, плечи, открытую грудь
И пот, с них струившийся градом –
О, если бы мог, кто туда заглянуть,
Назвал кочегарку бы адом!
Котлы паровые зловеще шумят,
От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей пары же шипят,
Из труб кое-где пробиваясь.
Напрасно старушка ждет сына домой;
Ей скажут, она зарыдает…
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
Польша, город Данциг, апрель 1945 года.
(Записано в апреле 1945 года в городе Данциг)
Бухта города Данциг. Море.
На берегу был захвачен спиртзавод, и спирт тёк ручьями по улицам. Улицы были залиты спиртом. Ещё баки стояли не взорванные, и в них был спирт около 70-ти тонн. Я был поставлен для охраны с десятью бойцами. Много я провёл там трудных минут. Солдаты не давали покоя. 30 тонн раздал бойцам и офицерам, освобождавшим вместе город Данциг.
Морская артиллерия противника сильно обстреливала бухту. Спасались в подвале. Корабли противника с моря обстреливали из тяжёлых орудий.
Сдали спиртзавод приехавшей комендатуре, а сами взяли три литра спирта, закуски и пошли в город Данциг в свою часть. Друг еле держался на ногах, я ему помогал идти, и в таком виде мы дошли до своей роты. Бутылку по дороге разбили. Всё обошлось благополучно.
На жерновой скале.
На жерновой скале, против яркой луны
Мы там поздней порою сидели.
А в саду соловей, громко песни там пел,
Листья весело тихо шумели.
Прижимаясь ко мне, говорила она,
На плечо мне головку склонила.
И всё стихло, в саду только пел соловей,
Липы тихо ветвями шумели.
Постарайся забыть, поскорее меня
Так устами бессвязно шептала.
Не щадила болезнь красоты молодой
Умерла ведь моя дорогая.
Полюбил я её, боже мой, горячо
Но судьба беспощадная, злая.
Помертвели цветы, закатились глаза,
Навсегда она с миром простилась.
Так хотелось любить, целовать горячо,
Но она от меня удалилась.
Вот уж лето прошло, скоро будет зима,
На скале я сижу одиноко.
Не поёт соловей громко песню свою,
Улетел он отсюда далёко.
Польша, город Данциг, апрель 1945 года.
(Записано в апреле 1945 года)
Берег Балтийского моря. Скала, волны бегут, рассекаясь о скалу, омывая её своими водами.
Данциг. Быстро мы подъехали на полуторке к маслозаводу, чтобы набрать масла. Я слез с машины и отошёл к окну. Вдруг снаряд разорвался с воем возле машины, по ту сторону от меня. Я, прижавшись к земле, лежал, затем подхватился и как угорелый скрылся в блиндаж. Обстрел был сильный, минут 20-ть. Когда кончился обстрел немцев с моря, я вышел из блиндажа. Мотор машины вышвырнуло в сторону, шофёра тоже, но он остался жив. Друга Мошкина тяжело ранило, и легко ранило двух солдат. Мне только порвало комбинезон.
По Чуйскому тракту
Расскажу про тот край, где бушует
Где дороги заносят снега.
Там алтайские ветры бушуют
И шоферская жизнь нелегка.
Есть по Чуйскому тракту дорога,
Ездит много по ней шоферов.
Был там самый отчаянный шофер,
Звали Колька его Снегирёв.
Он машину трёхтонную АМО,
Как родную сестрёнку, любил.
Чуйский тракт до монгольской границы
Он на АМО своей изучил.
А на "форде" работала Зоя,
И так часто над Чуей-рекой
«Форд" зелёный и грузная АМО
Мимо Коли промчится стрелой.
И любил крепко Коля Зою,
Где бы, как, когда бы была,
По ухабам и пыльным дорогам
Форд зелёный глазами искал.
И однажды он Зое признался,
Ну а Зоя суровой была:
Посмотрела на Кольку с улыбкой
И по "форду" рукой провела.
И ответила Зоя сурово:
Вот, что думаю, Колечка, я:
Если АМО мой "форд" перегонит,
Значит, Зоечка будет твоя".