А во дворе ждали фашисты.
- Пхапхылыс, кындер? - с сильным акцентом произнес один из немцев, навел на Натку пистолет и спустил курок. Грохот от разрыва гранаты (которую он стащил у одного солдата пару месяцев назад и с тех пор всегда носил при себе), кинутой Степкой в самый последний момент, сотряс улицу. Закрывший Натку от пули, а затем и скрывший от взрывной волны, Степка задыхался от боли, но еще был жив. Стараясь не морщиться из-за жгучей рези в груди и улыбаться, он вглядывался в глаза сестры, словно смотрел в душу, обнаженную и кровоточащую, и понимал, видел, чувствовал всё. Всю боль и тоску. А еще - он умирал. - Сестра, держись. Мы победим... Помнишь, как ты мне это говорила? - прохрипел он и опустил веки, из-под которых выкатились две кристально-чистые слезы. Содрогаясь от беззвучных рыданий, шокированная Натка прижалась к его пыльной и порванной рубашке, но не услышала желаемого. Сердце брата не билось.
Шоколадные глаза младшего братишки, его обожженная до черноты щека, светлые, как сухая трава, и мягкие, как пух, волосы стали ее миром в эту минуту. Она проклинала себя за невнимательность, за то, что позволила ему, ее маленькому ангелу, спасти ей жизнь, отдав взамен свою.
Ей пришлось оставить его там - в траве у забора родного дома, а самой бежать подальше, пока огонь не забрал и ее. Сдерживая всхлипы и крики, девушка пробиралась к вокзалу, куда скоро должен прибыть отец. Вокруг были фашисты, пламя, пожирающее чужие дома и огороды, в воздухе слышался запах страха, но больше всего было следов смерти, оставившей за собой бордовый кровавый шлейф. Натка в ужасе замерла, увидев старое здание вокзала, от которого остался один остов. На платформе расположились немцы, разложили продовольствие, вещи, сумки. Прямо по рельсам вышагивали пара солдат с ружьями. Наташка сжала узелок с уцелевшими вещами и еще глубже залезла в куст, прячась от часовых, ждущих поезд с русскими ранеными солдатами. «Цель у нас одна, - думала Натка, - да только мне не надо, чтобы вы, гады, всех убили!» Что делать, когда поезд может прийти в любой момент, вокруг враги и ни травинки, за которой можно было бы спрятаться и проползти вперед? Натка решила ждать темноты и надеяться (надежда была ее последним спасательным кругом), что поезд еще далеко. Было жарко. Солнце нещадно пекло, Наташка думала, что сейчас умрет от жажды, а громко бурчащий от голода живот (немцы, как назло, жарили на костре чье-то мясо и манящий, кружащий голову и скручивающий в узел желудок запах блуждал рядом) выдаст ее укрытие. Клонило в сон, но она не сомкнула глаз ни на секунду. Она не могла себе этого позволить. Когда сумерки медленно стали опускаться на сгоревшую деревню и накрывать ее тьмой, сердце девушки забилось быстрее, а волнение, из-за которого дрожали руки и ноги, начало нарастать. Фашисты снова разожгли костер, языки пламени плясали и выхватывали из мрака силуэты врагов, которые, похоже, тоже хотели потанцевать, дразнящиеся ярким сиянием полымя. «Раз, два, три...» - мысленно отсчитала Натка и пустилась вперед, стараясь держаться как можно дальше от предательского свечения и как можно теснее прижиматься к сухой, давно не пившей небесной воды, почве. Она проползла мимо часовых, фашистский лагерь и здание старого вокзала остались далеко позади, было видно лишь крохотный огонек костра. Натка остановилась, выдохнула и на минуту расслабилась, лежа ничком на земле. Сон, кажется, взял свое и девушка уснула, но вскоре, почувствовав дрожь, исходящую от поверхности, на которой она расположилась, Наташка вскочила и прислушалась - приближался поезд.