Она рванула вперед, перебирая ногами так быстро, как никогда в жизни. Этот состав не должен доехать до вокзала, там всех пассажиров ждет верная, но долгая и мучительная смерть.
Девушка корила себя за дрему, все же одолевшую ее. «Я бы была уже далеко, все бы уже было спокойно, а сейчас немцы, наверняка, тоже услышали шум и теперь приготовились... убивать». Стук колес становился все громче, дыхание - тяжелее, сердце выскакивало из груди. Натка из последних сил бросила свое тело в бок, на рельсы, и, еле держась на ногах, встала перед поездом и начала махать руками. Огромная глыба металла приближалась, испуг накатил жгучей волной, но сходить было нельзя - надо заставить машиниста остановиться, хотя бы на секунду включить свет. Поезд был рядом, двадцать, пятнадцать, десять метров... Расстояние стремительно сокращалось. Девушка зажмурилась и в последний момент спрыгнула с путей. Глыба затормозила, проехала еще немного и, сыпя искры из-под колес, замерла.
Натка лежала на земле, закрыв голову руками и неумышленно задержав дыхание, и пыталась унять дрожь в руках и ногах. Время медленно тянулось, перетекало и капало на нервы гробовой тишиной. Сколько прошло часов, дней, недель, когда к девушке подошел машинист и потрогал за плечо?
- Куда ж ты кидаешься? Задавил бы и не заметил. Темно же, да и у меня глаза уже не те. Напугала ты меня! Жуть как! Он наклонился и, приподняв, посадил зажмурившуюся Наташку. Она молчала, отходя от шока, что у нее получилось остановить состав и не попасть ему под колеса, а после прошептала: - Там немцы ждут вас, - Натка посмотрела на морщинистое и перепуганное лицо старика. - Дедушка, они всех уби-или-и-и... - заплакала она и уткнулась в грудь собеседника. Из поезда стали выходить пассажиры и в нерешительности останавливались у всхлипывающей девушки и машиниста, еле сдерживающего слезы. - Все, все. Все! - Натка очнулась от тяжелого кровавого забытья и поднялась. - Хватит ныть! - сказала она сама себе и добавила, обращаясь уже ко всем. - Фашисты, наверное, уже в пути, заслышав, что вы остановились. Надо убираться отсюда. - Надо, только как? - спросил один солдат худощавого телосложения и с перевязанной рукой, точнее тем, что от нее осталось. - Поезд не развернуть, поедем задним ходом. Скорость будет маленькая, если немцы идут за нами - могут и догнать. Но другого выхода нет, иначе никак, - ответил машинист и уже хотел уйти, как его остановили. - Что?! Задним ходом? Дед, ты с ума поехал?! - навис над стариком крупный мужчина со свирепым лицом. - Пока эти фашисты разоряют наши дома, издеваются над нашими женами и детьми, мы будем уезжать задним ходом?! Бежать как трусы? Нет! Езжай вперед, а вы, - он обвел взглядом всю толпу, - приготовьтесь сражаться! - Нет, - совершенно спокойно возразил дед и, подняв голову, посмотрел в лицо собеседнику. - Если ты почти цел и здоров и готов биться с армией фашистов ни за что - пожалуйста, иди, - его голос резко стал суровым и серьезным, - но я не повезу на верную смерть целый поезд раненых, калек и трупов. Их там убьют в мгновение ока, ты это понимаешь?! - Но там их семья, они обязаны за них сражаться! - Нет там никого! Эта девчонка, - он указал на Наташку, - только что оттуда. Посмотри на нее! Посмотри ей в глаза! Видишь? Все кто там был - убиты, она единственная спаслась и побежала сюда, спасать ваши же шкуры! Она бросилась на рельсы, чтобы остановить ваш визит к смерти! А ты, герой, если бы не она - уже лежал бы с вытекшими мозгами где-нибудь у родного дома, точнее его остатков и обгоревших бревен. И если ты сейчас же не заползешь в вагон - останешься здесь! Мы и так потеряли кучу времени! - Я тебе не верю, - уже совсем другим голосом прошептал мужчина и, кажется, уменьшился в размерах. - Не веришь мне? Спроси у нее, - машинист указал на растерянную Натку. Человек, что пару минут назад рвался вперед, казался сильным и непобедимым, сейчас стоял и с надеждой смотрел на чумазую, лохматую, с маленьким кульком в руке, девушку.
- Это правда. Они расстреляли всех.
Натка зашла в вагон вместе с потерявшими своих близких солдатами и начала бродить по вагону, спрашивая, не видел ли кто ее папу, называла отца по званию, фамилии, имени, отчеству, описывала внешность, опираясь на посеревшие и потрепавшиеся за время разлуки кадры из памяти. Но поиски не давали результатов. Никто не видел высокого широкоплечего мужчину со светлыми волосами и темно-карими глазами. - Здесь слишком много и живых, и мертвых, чтобы запоминать каждого по имени и фамилии, - сказал Натке один из раненых. И все же, когда она уже начала думать, что потеряла последнего родного человека, один солдат с перевязанной головой кивнул и пробасил: - Он где-то здесь был. Вон там, ближе к концу сидел. Жди, должен прийти. И Натка ждала, сидя на указанном месте и отдаваясь во власть усталости и сновидений. Во сне, вызванном давними воспоминаниями, она видела перепачканного мукой брата и маму, прикрывающую спиной заготовленный к празднику пирог. - Наташка! - беззлобно закричала на нее мать, подавляя радостную улыбку и пытаясь сделать строгое лицо. - А ну брысь отсюда! Останешься без торта, будешь знать! Проснувшись, Натка осознала, что расплакалась, увидев во сне любимых людей, которых больше нет и не будет. Вторым знанием, пришедшим после пробуждения, стала мысль: «За мной наблюдают». Натка неспешно подняла голову и увидела напряженного отца, которого сразу и не узнала. Он больше не был прежним. Кожа лица, в прошлом такая гладкая и нежная, огрубела и вся была исчерчена глубокими морщинами, шрамами и еще свежими царапинами. Одну глазницу закрывала темная повязка, а второй целый глаз изучал Наташку. - Папа, - выдохнула Натка и бросилась к нему на шею, снова разразившись слезами. - Папочка! Я так по тебе скучала... - Натка... Родная, что ты здесь делаешь? - он обнимал ее и ласково гладил по волосам. - Не плачь, прошу тебя, Наташенька!