Выбрать главу

— Вот, фашисты, бусурманы проклятые. Деревеньку спалили. Людей побили. Хлебушек пожгли. Как жить-то теперь?..

— Стоп! Я бы еще разок снял, — виновато сказал Панов. — Расстояние неправильно выставил.

Как только заработала камера, дед зачастил:

— Вот, фашисты, бусурманы проклятые…

Панов наконец закончил съемку и пошел к машине.

— Иван, я сейчас… — Зиновий сел рядом с дедом. Помолчали. Потом спросил: — Дедушка, как думаете, когда война кончится?

— А кто ж ее знает? И началась-то она, распроклятая, нежданно-негаданно.

— Ну а в Библии-то что о войне говорится? — не унимался оператор.

— В Библии? — переспросил дед, подумал и уверенно сказал: — Знаешь, сынок, пока существует капиталистическое окружение, войны неизбежны!

Ошеломленный этой фразой, комсомолец Фельдман встал и пошел к машине, забыв попрощаться.

— О чем это ты с ним?

— Знаешь, Вань, этот старик вполне бы мог лекции по марксизму-ленинизму читать…

На прорыв

Снег. Много снега. Это даже не снег — снега… Полусожженная деревушка утонула в них. Из белого савана поднимаются немногие уцелевшие избы. Сквозь свист пурги докатывается тяжелый орудийный гул, мрачный, раскатистый. Мы здесь уже вторую неделю. Ждем, когда нас перебросят к партизанам. Мы — это мой друг оператор Николай Писарев и я, Семен Школьников. Но вылет все время откладывается.

Для большого документального фильма об освобождении Белоруссии надо снять боевые действия белорусских партизан. Без этих кадров не может быть фильма, потому что вся республика ведет героическую борьбу с немецкими оккупантами. И нам с Писаревым хочется как можно скорее попасть к партизанам.

Но вот наконец получено разрешение на вылет. Партизаны сообщили — площадка для приема самолета у немцев отбита. Мы с Николаем втискиваемся в маленькую кабину. У-2 спокойно тарахтит в темном небе. Вдруг очередь трассирующих пуль едва не срезала левое крыло нашего самолета. А мы беззащитны. Только переглянулись с Николаем, словно попрощались. У-2 скользнул к земле, выровнялся и понесся над самыми верхушками деревьев. Фашистский истребитель скрылся.

Вскоре мы увидели внизу желтые огни сигнальных костров. Летчик, сделав круг, посадил самолет на лесную поляну.

Мы на земле Белоруссии, в Ушачской партизанской зоне.

Нас окружают плотным кольцом партизаны. Они шутят, смеются. Нас удивляет их спокойствие. На Большой земле предупредили: в партизанском крае обстановка сейчас очень опасная.

Нас направили в бригаду Алексея Федоровича Данукалова. Размещается бригада в деревне Великие Дольцы. Алексей Данукалов — еще молодой человек, волевой, быстрый, цепкий.

— Снимайте, что хотите, — говорит комбриг. — Вот с Зюковым держите связь. У него в отряде всегда много боевых дел.

Утро уже по-весеннему солнечное. С небесной выси доносятся трели жаворонка. Тихо, мирно. Какая там война?! Идем по лесной дороге. Деревушка. На огородах крестьяне роют ямы — прячут свои немудреные пожитки. Почему люди покидают деревню? Ведь даже признаков приближения немцев нет.

Ближайший лес ожил, зашумел — прямо цыганский табор. Люди готовят еду, доят коров, стирают белье. Но вот со стороны солнца появляется самолет — и лес затаился. По самолету не стреляют — не фронт.

Самолет сделал круг и сбросил листовки. Покачиваясь, они медленно опускаются в лесную чащу, белыми птицами рассаживаются на голых ветках деревьев. Содержание их известно: белорусы, братья и сестры, не оказывайте сопротивление «законным властям». Едва скрылся немец-пропагандист, как появилось звено «юнкерсов». Их «агитация» оказалась более весомой: бомба за бомбой ложились на улицы, во дворы оставленной деревушки. Съемку мы вели среди грохота разрывов и пламени пожара. Это были горькие, жестокие кадры разрушения.

На передовую выбраться так и не успели. Передовая — это кольцо обороны вокруг партизанской зоны. Там шел бой. Однако к вечеру все притихло. Потемневшее небо перечеркивают немецкие осветительные ракеты. В этот день был убит Зюков…

Партизанские разведчики взяли «языка». Им оказался ефрейтор-власовец. Власовцы воюют против партизан. В моем сознании это никак не укладывалось.

— Ведь свой же, русский! — говорю я Николаю.

Писарев, всегда немногословный, бросает только:

— Сволочь!

Одиннадцатого апреля 1944 года немцы нанесли мощные удары по всему партизанскому району Полоцко-Лепельсой зоны. Против партизан действовали пехотные дивизии, танки, артиллерия и авиация. Конечно, обо всем этом в то утро мы еще не знали, когда шли на передовую.

Мы уже давно слышим трескотню пулеметов, винтовочную стрельбу. Грохот нарастает, становится ближе.

— Чуете? Жмут! — говорит бывалый партизан, который ведет нас на передовую.

Я улегся за холмиком рядом с пулеметчиком. Из дальнего кустарника появляются фигурки. Немцы! Они неприцельно, на ходу, палят из автоматов. Грохоту много, но и только. Партизаны ответного огня по немецким автоматчикам не открывают.

Мы с пулеметчиком держим фашистов на прицеле. Только партизан смотрит сквозь прорезь прицела пулемета, а я через визир кинокамеры. Киноаппарат и пулемет заработали почти одновременно, когда по всей линии обороны открыли огонь пулеметные расчеты. Наступающая цепь сломалась. Кто-то упал, кто-то по инерции продолжает бежать, кто-то повернул назад, спасаясь от партизанских пулеметов. Вдруг тишина. Почему?

Опустились сумерки. В тяжелых, набухших от влаги шинелях возвращаемся в лагерь. Горящий лес бросает отсветы на низко плывущие облака. Эта картина свинцовой тяжестью ложится на душу…

Близкий взрыв сорвал нас с постелей. Домишко качнулся, жалобно звякнули оконные стекла. Полуодетые, схватив кинокамеры, мы выскочили на улицу. На востоке небо чуть розовело. Утренний холод пронизывал до озноба.

И тут шум моторов и резкий скрежет заставили меня оглянуться. Я увидел танки. Первая машина, развернувшись, своротила угол дома. Ее широкие траки безжалостно смяли еще голые и беззащитные фруктовые деревья. Немецкие танки выползли на деревенскую улицу. Люди поспешно покидали свои дома и бежали вниз, к реке, за которой темнел спасительный лес. Мы побежали со всеми.

Пушки танков в упор расстреливали бегущих. Осколки с визгом резали воздух.

Укрываясь за домами, сараями, мы снимали ползущие стреляющие танки. А положение между тем складывалось нешуточное. Гитлеровцы заняли деревню. Партизаны начали отходить на новые позиции. Мы заняли оборону в районе озер Тетча и Березовое. Здесь в жестоком ночном бою удалось разгромить карательный отряд и даже захватить трофеи: минометы, пулеметы, автоматы.

Тогда немецкое командование решило крупными силами пехоты и танков нанести удар с юга. С утра до вечера бомбежка. Гул от разрывов бомб стоял непрерывный. Мы с Николаем много снимали. И вместе со всеми держали оборону.

Кольцо окружения сжималось. Партизанам не хватало оружия и боеприпасов. Поэтому все недостающее добывали в бою. Вчера я снимал орудие, которое партизаны сняли с подбитого немецкого танка. Его поставили на самодельный лафет, приладили к нему колеса от сеялки. Это было здорово.

Гитлеровцы под прикрытием артиллерии вышли к реке Шоша. Партизаны, экономя боеприпасы, подпустили их на близкое расстояние и встретили дружным огнем из пулеметов и автоматов. Бой длился около часа. Бросив на поле боя убитых и раненых, враг отошел.

И снова бой, долгий и тяжелый. Партизаны сражались самоотверженно, героически. Но с каждым днем, даже с каждым часом положение становилось все более тяжелым. Ряды партизан таяли. Все больше было раненых. В отряде один врач и несколько санитарок. Им помогали, как могли, местные жители. Нет медикаментов, бинтов. Эвакуировать раненых на Большую землю невозможно.

Иногда из-за линии фронта прилетали самолеты. У каждого на буксире было по два грузовых планера. Самолеты, не имея посадочной площадки, отцепляли планеры и, развернувшись, улетали. А планеры садились. Они доставляли боеприпасы и немного медикаментов. Партизаны быстро разгружали планеры и тут же сжигали их.