— Часовоой! — заорал рыжеватый парень над самым ухом Павлика. Тот вскочил, осовело повел глазами, схватил автомат.
— Все царство небесное проспишь! Проснулся и Жилбек, сел на траве, огляделся.
— Эй, джигиты, а где мои сапоги?
Все переглянулись.
— Какие сапоги, товарищ лейтенант?
— Мои сапоги, мои! — повторил Жилбек, оглядываясь. — Я их поставил просушить вот на этот пенек, на солнышко.
— Наверное, в кустах где-нибудь валяются, — неуверенно предположил Павлик.
— Куда смотрел, часовой?
— Да он храпел без задних ног, чего ему смотреть! Слава богу, что самого с потрохами не утащили.
— Разиня!
— Бросьте, ребята… Ну, подумаешь, задремал малость, — оправдывался Смирнов. — Столько суток глаз не смыкал, заснешь, пожалуй!
— Ну так где же мои сапоги?..
— Сейчас… может быть, найду, — продолжал оправдываться Павлик, обшаривая ближайшие кусты.
— Брось ты по кустам лазить! Я их поставил вот здесь на пенек, не могли же они улететь.
— Значит, кто-то к ним ноги приделал.
Смех смехом, а сапоги пропали. Значит, теперь один человек остался разутым — это раз. А во-вторых, и что, пожалуй, еще важнее, сапоги унес кто-то чужой. Теперь надо держать ухо особенно востро. Сапоги были разбиты, давно просили «каши», и все же кто-то позарился на них…
А может быть, это партизаны подали знак?
На ветвях дерева, под которым сидел Павлик, развевалась солдатская портянка с бурыми следами ступней.
— Чья портянка? — спросил Жилбек.
— Моя, — ответил Павлик, — повесил сушить, а что? Голова садовая! На посту стоишь и опознавательный знак повесил на дерево, чтобы фрицы за версту видели! Не в том беда, что сапоги пропали, а в том, что их мог взять вражеский лазутчик. Теперь мы снова должны делать марш-бросок, шпарить без передышки!
Жилбеку так и хотелось дать подзатыльник засоне, но вид у парня был такой понурый, что все решили на первый раз простить.
Встали, обулись, пошли. Опять впереди шел младший лейтенант, бородатый, косматый, гимнастерка без рукава, и вдобавок еще босой. Но как бы то ни было, несмотря на свой несуразный вид, Жилбек оставался командиром, и все ему подчинялись по-прежнему. И он, в свою очередь, чувствовал ответственность за вверенных ему людей. Сейчас перед группой стояла задача — пройти на Могилевщину и во что бы то ни стало перейти линию фронта.
Весь день Павлик не отрывал глаз от земли. Когда к вечеру стали на привал, он подошел к Жилбеку.
— Товарищ лейтенант, возьмите мои сапоги. И начал разуваться.
— Ладно, браток, не старайся, — успокоил его Жилбек. — Не все ли равно, ты будешь босой идти или я. Как-нибудь потом раздобудем. Хорошо, что ушли от беды.
После короткого привала снова двинулись в путь и всю ночь шли по широкой просеке. Потом наткнулись на хуторок, темный, безлюдный. Ни одно окно не светилось. На огороде нарыли картошки, набрали старых, твердых, будто в резиновой кожуре, огурцов. По хуторку можно было судить о том, что вблизи есть какое-то крупное селение.
На рассвете залегли в кустарнике, решив дождаться ночи, чтобы не рисковать, не напороться на немцев.
Спать договорились поочередно. Жилбек осторожно вышел на опушку и увидел вдали дымок. Он ползком выбрался на пригорок и увидел в бинокль деревню. Там шла, на первый взгляд, обычная мирная жизнь. Проковыляла женщина с ведром… Мальчишка гнал по улице корову… Потом из домика на краю деревни выбежала группа людей. Жилбек впился взглядом — кто такие? Одеты в военную форму, в руках карабины или автоматы. Скорее всего — немцы. Они бросились к какому-то деревянному строению. Что там у них? Склад боеприпасов, обмундирования? Обогнув строение, вооруженные люди спустились в овраг и скрылись.
Жилбек вернулся к своим.
— Надо двигаться, друзья. Я видел немцев.
— Но ведь мы ночью пришли сюда, нас никто не заметил!..
— Могли заметить на хуторе, когда мы картошку рыли. Они сейчас начнут прочесывать лес.
По глубокой лощине, прячась в кустарнике, отряд стал пробираться в глубину леса. Шли весь день. К вечеру, уже в сумерках, совсем рядом неожиданно прогремел выстрел. Шедший рядом с Жилбеком рыжеватый парень упал замертво.