В штабе Ранкенау встретили Лебедев и Коротченко, чисто выбритые, подтянутые победители, которые вершат суд правый и нелицеприятный.
На все обвинения Ранкенау упрямо твердил одно и то же: «Я солдат, я подчиняюсь приказу».
Но никогда во все времена солдаты не считали воинской честью убийство стариков, женщин и детей, уничтожение ни в чем не повинных людей. А гестаповец занимался именно этим черным делом, и только этим. Настоящего боевого врага он и в глаза не видел, околачиваясь по тылам.
— Вы нарушили международные правила ведения войны, — продолжал гнуть свое Ранкенау.
Наверное, любой человек на земле мог бы говорить о каких-то правилах войны, но только не фашист и тем более не гестаповец.
— Что вы со мной сделаете? — спросил наконец Ранкенау.
— Вы давно мечтали попасть в Москву, — ответила ему Шура по-немецки. — И теперь ваша мечта сбудется наконец-то, господин Ранкенау. Только попутчики на этот раз будут у вас достойнее прежних.
Его провели через всю бригаду, выстроившуюся двумя шеренгами возле штаба, провели как жалкого зверя с вырванными клыками, и он получил еще раз возможность, видя здесь молодых и старых, женщин и мужчин и видя маленькую Майю, видя лица славянские и монгольские и такие черты, которые могли бы сделать честь любому чистопородному арийцу, — получил еще раз возможность призадуматься, хотя и поздно, но призадуматься о таинственной мощи этой земли, этого народа…
Полдень. Чуть слышно шелестит листва, прохлада родного леса ласкает душу. Горят костры на становище, и знакомый с детства пахучий дымок тонко слоится между стволами вековых сосен. Тихий ясный день без облачка и без выстрела неизменно умиротворяет, переносит человеческую мечту в будущее, к мирным и светлым временам, к тем ночам и дням, когда звуки леса и дым костра станут принадлежностью охотничьих троп, кочевий и туристских маршрутов…
А пока еще долгим будет партизанский путь. Очистительной волной будут переходить они из леса в лес, от станции к станции, оставляя позади себя светлое эхо возмездия, и все яснее, все ближе будет перед ними алеть заря великой победы.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
С той поры прошло более двадцати лет, но не забывается и никогда не сотрется в памяти война. Помнят о ней те, кто пережил бои, но знают о ней и те, кто родился в мирные дни. Нашу победу в Великой Отечественной войне, ее значение для истории человечества переоценить невозможно.
Летят годы, кипит мирная жизнь, но и в самые тихие, спокойные минуты трудовых будней властно врываются воспоминания о других, партизанских буднях. Чередой проходят перед моим мысленным взором люди 2-й Клетнянской бригады, действовавшей в Брянской, Смоленской и Могилевской областях нашей Родины. Сожалею, что не удалось мне показать их в своей повести всех до единого, но одно только перечисление имен и событий заняло бы несколько томов. Я постарался показать только некоторые узловые моменты и события. Люди, оставшиеся за пределами повести, так же дороги моему сердцу, как и герои этого повествования. О них писали другие и, я уверен, еще немало напишут. Это командиры батальонов храбрецы Илюхин и Боровичев, партизан Борис Матвеевич Докторович, потомственный столяр, потерявший руку в жаркой схватке близ деревни Ломно, Кабыш Ахметов из Карагандинской области, Исаак Утебаев и Алимбай Кусаинов из Кокчетавской, Иван Федорович Наумов из Петропавловской, Шалмагамбет Балмагамбетов, Сахит Абилов и Конкашев из Гурьевской, Султангали Сулейменов из Целиноградской области, Анатолий Зеньков из Алма-Аты, учительница Лидия Набебина со Смоленщины, которая вела большую разведывательную работу в одном из фашистских гарнизонов. И многие, многие другие…
ЗВЕЗДЫ В ТЕМНИЦЕ
Товарищам по оружию, героям — подпольщикам, погибшим от рук фашистских захватчиков, посвящаю.
АвторНесколько дней опустевший город был тих, полон тревог и ожиданий. В таком болезненно-напряженном затишье последняя весть с фронта прозвучала оглушающе: под Смоленском немцев остановить не удалось, и танковые армады Гудериана, прорвав линию обороны советских войск, устремились к Москве.
И разом, заодно с последней надеждой, кончилось затишье. Вместе со всеми, кто уходил на восток, отправились и Валя с Асей. Город горел. Разгромленные улицы были запружены отступающими частями и беженцами. Очень часто над самыми головами растерянных людей проносились черные тени «мессершмиттов». Вражеские самолеты на бреющем полете расстреливали из пулеметов скопления беженцев. Особенная неразбериха творилась на вокзале.