— А что же мне делать? Так и продолжать кухарить? — спросила на прощанье Валя. Ей неприятно было вспоминать о своей сегодняшней размолвке с Володей, и она хотела хоть как-нибудь ее загладить.
— Так и продолжай, — рассмеялся Володя. — И старайся получше. А между делом прислушивайся, что творится на аэродроме. Там можно узнать многое! Скажем, сколько самолето-вылетов сделано за сутки, сколько самолетов улетело и вернулось на аэродром, какие у них бомбовые нагрузки. Неплохо засечь, где расположены укрытия, щели, зенитные батареи. Зенитные батареи особенно! Это очень важно! Или где спрятаны склады горючего и боеприпасов. Или как происходит перебазирование авиачастей, какова численность гарнизона, летнего персонала, аэродромной службы. Ну и моральное состояние летчиков. Как видишь, дел по горло. А у нас доступ к этому имеешь ты одна. Потом мы что-нибудь придумаем, но пока тебе придется отдуваться одной. Так что смотри, без всяких авантюр. Помни, что твой провал будет самой большой катастрофой.
— Я понимаю, — сказала Валя. — Ты не думай… У меня просто сорвалось. Глупо конечно. Ты прав.
— Всем нам хочется принести как можно больше пользы, — примирительно заключил Володя. — А главное— поскорее. Правда? Но что делать? Такая уж работа. Давайте все вместе наберемся терпения.
Вернулась Рая, ходившая провожать Майю. На вопросительный взгляд Володи она молча кивнула головой: все в порядке.
— Иди, — Володя тронул Валю за плечо. — Поздно.
Но она все медлила. Вот уже несколько дней ей хотелось поговорить с Володей о событии, которое, как она считала, накладывало на нее, Валю, особую ответственность в подпольной группе. Если бы не Рая Белова, она завела бы этот неприятный разговор, но молчаливое присутствие хозяйки дома стесняло ее.
Замешательство девушки не укрылось от Володи.
— Ты чем-то встревожена? — спросил он. — У тебя что-то не в порядке? Да? На работе? Дома?
— Ладно, — сказала Валя, прощаясь. — Потом.
По дороге домой Валя долго не могла успокоиться. Она даже хотела вернуться, и если Володя еще не ушел, выложить ему все, но передумала. Дело, которое не давало ей покоя, касалось сестры Аси.
С некоторых пор Валя стала замечать, что Ася очень изменилась. Она стала лучше одеваться, много краситься, переменила прическу. Домой она возвращалась теперь поздно и на расспросы Вали заносчиво отвечала, что имеет право на личную жизнь. Вскользь она упомянула, что уборщицей давно уже не работает. Откровенный разговор между сестрами состоялся два дня назад. Накануне Валя решила не ложиться спать до тех пор, пока не дождется сестры. Она слышала, как к дому подъехала машина, и, подбежав к окну, увидела Асю, выскочившую из автомобиля. За рулем сидел немецкий солдат, но в глубине машины Вале померещилась высокая офицерская фуражка.
Открытие поразило Валю. Она не верила своим глазам. Пока на крыльце стучали каблучки сестренки, Валя пыталась собрать лихорадочные мысли. Что она скажет Асе, как ее спросит?
Ася призналась, что машина принадлежит коменданту города Хольберу. Да, это он сам любезно подвез ее к дому. Да, она с ним знакома. И вообще… Но тут заносчивость ее пропала: она расплакалась, призналась, что ей невмоготу было переносить постоянные приставания офицеров. Каждый из них почему-то считал ее чем-то вроде вещи, у которой нет хозяина. Поэтому, когда на нее случайно обратил внимание Хольбер, заезжавший зачем-то в железнодорожную комендатуру, она не стала привередничать. Не обошлось тут и без угроз…
Сестренка плакала, уткнув лицо в колени Вали. Все ее худенькое тело сотрясалось. Валя, слушая эти горькие признания, машинально гладила ее по спине. Она молчала. Да и что в таких случаях скажешь? Ругаться на нее и грозить? Стыдить? Толку-то. Она чувствовала себя убитой, лишенной сил. Иногда ей казалось, что это сон, нелепый и страшный сон, и стоит только сделать над собой усилие, как все прояснится и станет на свои места. Но ведь не отмахнешься же так просто от стоявшего в ушах шума подъехавшей машины и громкого стука захлопнувшейся дверцы, не забудешь истуканом сидевшего за рулем немецкого солдата, и уж, конечно, не призрак в высокой офицерской фуражке померещился ей в глубине черной машины!
Да, так, видимо, и было, как рассказывала Ася, но ведь от этого не легче!
Всхлипывания стали тише, Ася подняла голову и кулачонками, как обиженный ребенок, принялась утирать мокрые щеки. От этого ребячьего жеста у Вали больно сжалось сердце. А Ася, будто утешая ее, вдруг залепетала, что Хольбер, в общем-то, не такой уж плохой, он, в общем-то, лучше, чем все эти вокруг…