— Надо подумать, — сказала Валя, вглядываясь в контуры карты.
— Я думаю, — заметил Володя и со значением посмотрел на Валю, — у нас сейчас огромные возможности. Наша Валя как будто имеет постоянный допуск на аэродром. Чего же еще лучше? Если быть повнимательнее, можно многое увидеть. Досадно, в самом деле, что наши самолеты бомбят впустую. Мы просто обязаны навести их на цель. Представляете, что они натворят, если хоть один раз отбомбят по целям?
— Вчера, — сказала Валя, — я ездила на аэродром днем. Просто зло берет! Ведь ложный аэродром оборудован совсем открыто. Как наши не догадаются, что это просто ловушка?
— А больше ты ничего не заметила? — спросил Алтай.
— Особенно разглядывать было опасно. Так, краешком глаза. Но с дороги много видно. Зенитки, железнодорожные пути. Замаскировано все здорово, сверху едва ли увидишь.
— В следующий раз запоминай получше, — сказал Володя. — Постепенно мы нарисуем для наших полную картину. Ах, если бы тебе еще кого-нибудь! В четыре глаза вы там заглянули бы на три аршина под землю!
— Значит, так договоримся, — подвел итог Алтай. — Ровно через неделю к вам обратится один человек. Ничему не удивляйтесь. Он скажет пароль: «Веер». Запомнили? Карту нужно будет отдать ему. А сейчас, извените, мне пора. Нет-нет, провожать меня не надо.
Он ушел.
Послушав, как затихают за окнами шаги Алтая, Майя сказала:
— Молодой, а спокойный какой. Как ему работается в управе? Не жалуется?
Володя пожал плечами:
— Сейчас не время жаловаться. Самое тяжелое для него то, что приходится иногда присутствовать при допросах.
— Представляю…
Скоро засобиралась и покинула квартиру Майя Серова. К утру, пока не рассвело, ей необходимо пробраться обратно в Петровку. Она заботливо укутала уснувшего ребенка и распрощалась.
Володя и Валя остались одни.
В комнате громко тикали ходики. Валя сидела, опустив голову, и напряженно рассматривала носки поношенных туфель. Она ждала, что первым заговорит Володя. Ей показалось, что на этот раз они разговорятся о чем-нибудь ином, не имеющем никакого отношения к их опасным обязанностям в тылу врага. Ведь все это время, что они находились в оккупированном городе, у них не было возможности даже вспомнить о тех безмятежных днях, когда они встречались у памятного им обоим «Чертова моста».
Вошла Рая Белова, внимательно посмотрела на обоих.
— Что примолкли?
Володя натянуто рассмеялся и встал со стула.
— Да так, что-то взгрустнулось. Идти пора, Раенька. Валя, иди сначала ты.
— Нет-нет, — возразила Валя. — Первый ты. У меня велосипед. Я быстро.
Упоминание о велосипеде прозвучало некстати. Володя вздохнул. О том, что Ася «путается» с комендантом Хольбером, знала теперь вся группа. Сначала товарищи возмутились: как, симпатичная молоденькая сестренка Вали пошла в «немецкие овчарки»? Валя молчала и ждала приговора товарищей. В конце концов пришли к выводу, что изменить в создавшемся положении все равно уже ничего не удастся и лучше всего будет, если и в этой ситуации подпольщики получат хоть какую-нибудь выгоду. И вот Валя уже разъезжает по ночному, усиленно патрулируемому городу на велосипеде коменданта. Кто знает, может быть, в дальнейшем от коменданта будет более ощутимая польза!
— Алтай просил достать пропуска для хождения по городу, — сказал Володя, когда Рая вышла из комнаты. — Партизанам необходимо иметь своих людей в городе. Самому Алтаю заниматься этим опасно. Он вообще избегает знакомств в городской управе. Там все следят друг за другом и «стучат» в гестапо. Выслуживаются!
— Ты считаешь… — тихо спросила Валя и, не договорив, посмотрела Володе в глаза. Она, конечно, сразу же подумала об Асе и Хольбере.
— Пусть попробует, — сказал Володя. — Ей это легче сделать.
— Я поговорю, — согласилась Валя.
При известной ловкости, рассуждала она, Асе ничего не стоит вытянуть у Хольбера несколько пропусков для хождения по ночному городу. Только как заговорить с ней об атом, как намекнуть? Выдумать что-нибудь правдоподобное? Не наделать бы хуже! Не такая уж она дурочка, чтобы не разгадать обмана! Может быть, стоит дать ей понять, для чего требуются эти пропуска? Всего, конечно, не выкладывать, лишь чуть-чуть намекнуть. Должна же она понимать всю глубину своего падения и позора! Неужели у нее нет никакого желания хоть чем-то загладить вину?