Солдат с автоматом на груди ударил девушку сапогом и вырвал у нее из рук ребенка. Пока Галя молча поднималась на ноги, Юру взяла Мария Петровна. Солдат ударил ее, женщина упала, но не выронила ребенка. Иван Иванович, стоявший со связанными за спиной руками, медленно обернулся к солдату своим страшным, изуродованным на допросах лицом.
— Мало тебе? — тихо спросил он.
Солдат не понял, о чем говорит арестованный, но невольно отошел в сторону.
В мечущемся свете фонариков то взблескивал покрытый сплошной изморозью радиатор тихо урчавшей машины, то виднелись рубчатые следы новеньких шин на нетоптанном снегу. Солдаты, приплясывая от холода, колотили себя по плечам, терли уши.
Наконец старший команды вытащил из кобуры револьвер и направился к вырытой яме. Двое солдат полезли в кузов машины и сбросили оттуда несколько лопат. Мария Петровна прижала к себе притихшего ребенка и ладонью закрыла ему глаза.
— Сейчас, сейчас, сейчас… — бормотала она, словно в беспамятстве.
Иван Иванович расправил плечи и, оступаясь на мерзлых комьях земли, первый подошел к краю ямы. Рядом с ним встала Мария Петровна с ребенком на руках. Солдаты прикладами подогнали дочерей Галю и Веру. Загремели автоматные очереди. Кое-как забросав могилу, замерзшие солдаты поспешно залезли в кузов, и машина уехала.
На притихший город опускалась поздняя декабрьская ночь.
Навести справки у Рудольфа поручили Майе Серовой.
— Подозрительный человек у меня есть, — сказал Рудольф. — Я был вынужден принять его. Но в организацию он не входил и никого не знал.
— Может быть, кто-нибудь из наших сам попытался привлечь его? — высказала предположение Майя.
Лейтенант решительно затряс головой.
— Не может быть! Я бы об этом знал. Майя задумалась.
— Если это тот, кого мы подозреваем, — сказал она, — мы могли бы его опознать: один из наших видел его в гестапо.
— Так в чем тогда дело? Ведь имеется фотография! — Открыв шкаф с документами, Рудольф достал тоненькую папочку и протянул ее Майе. К анкете, заполненной крупным разборчивым почерком, была приложена бледная фотография худого изможденного мужчины, остриженного наголо. Тонкая шея, испуганно вытаращенные глаза.
— Анатолий Злобин, — прочитала Майя. — Да, припоминаю. Пришлось ему подыскивать родственников. Освободился он едва ли не вместе с Грековым. Во всяком случае в лагере они были вместе.
Она снова вгляделась в худое лицо незнакомого мужчины. Неужели он?
Вручая ей фотографию для передачи в город, Рудольф заметил, что снимок, видимо, сделан вскоре после освобождения из лагеря и что сейчас подозреваемый может выглядеть гораздо лучше. Впрочем, прибавил он, не настолько, чтобы его нельзя было узнать: выражение глаз Злобина должно остаться прежним. Если они освободились вместе с Грековым, то вот и ответ на вопрос, почему Грекова арестовали. Они могли встречаться в городе, разговаривать. Вполне возможно, что Греков кое в чем пооткровенничал со старым товарищем по несчастью.
— Да, но Еня? — возразила Майя.
— О ней он мог догадаться сам. Девочка слишком часто уходила в город и в лес. Допускаю также мысль, — продолжал Рудольф, — что за ней вообще велось наблюдение. И давно. Не забывайте, что в гестапо работают очень подозрительные люди. Подозревать — их профессия.
— Странно, — сказала Майя, — что за все время я ни разу не встретила этого Злобина. Он совсем не обращается в медпункт.
— Да, — согласился Рудольф, — человек скрытный. Через день фотография из Петровки была доставлена на квартиру Раи Беловой.
— Он! — сразу же сказал Алтай, едва Володя выложил перед ним бледный снимок худого мужчины с испуганными глазами.
— Посмотри внимательней, — попросил Володя.
— Ну вот еще! Его невозможно спутать. Он самый!
— Та-ак… — протянул Володя, пряча фотографию. — Дело ясное. Ну, что будем делать?
У Алтая гневно сузились глаза.
— Ты что, — спросил он, — забыл о Ене? А о семье Воробьева?
— Нет, дорогой мой, не забыл. Такое не забывается. И не забудется.
— Тогда зачем спрашиваешь? Собаке — собачья смерть!
Ладно! — Володя решительно хлопнул ладонью по столу. — Что заслужил, то и получит.
Приговор над предателем привели в исполнение недалеко от Петровки. В тот день к Анатолию Злобину, рабочему на торфоразработках, обратилась закутанная в платок женщина (это была Майя Серова). Она сказала, что один человек, знакомый Петра Грекова, вынужден скрываться в городе. Он попросил напомнить Злобину, что знает его еще по лагерю на Взгорье. У этого человека на руках какой-то важный документ, который передал ему Петр Греков перед самым своим арестом. От Злобина требуется совсем немного — незаметно пробраться в город и повидаться с этим человеком.