— А как я его найду? — поинтересовался Злобин, безучастно глядя себе под ноги.
Майя заверила, что в городе Злобина встретят надежные люди и проводят. Самое сложное — это выбраться из Петровки. Говорят, что каждого, кто отлучается с работы, немедленно берет на заметку сам лейтенант, руководитель предприятия.
— Как-нибудь, — ответил Злобин. Как раз этой трудности он не боялся.
Подпольщики рассчитывали, что за разрешением съездить в город Злобин обязательно обратится к Рудольфу. Это входило в тщательно разработанный план расправы с предателем. Так оно и вышло.
Отпрашиваясь с работы, Злобин таинственно намекнул немецкому лейтенанту, что он обязан отлучиться по весьма важному делу. Рудольф понял намек и проникся готовностью помочь Злобину сегодня и помогать впредь. В частности, он заявил, что сам тоже собирается в город и предложил подвезти его в своей бричке — места хватит.
Ничего не подозревавший предатель совсем не обратил внимания на то, что Рудольф на этот раз правил бричкой сам. Выехав из поселка, немецкий лейтенант остановил подводу в том месте, где кусты подходили к самой дороге, а сам спрыгнул и ушел в лес. Тотчас возле брички, словно выросли из-под земли, появились двое. У одного из них было широкое скуластое лицо, он держал руку в кармане пальто.
— Слезай, — сказал он и, кивнув головой, приказал побледневшему Злобину идти впереди себя.
— Куда? — Злобин испуганно озирался. — Никуда я не пойду! Кто вы такие, чтобы приказывать?.. Ваше благородие! — неожиданно закричал он, надеясь на защиту немецкого лейтенанта.
— Иди, иди, сволочь! — негромко проговорил спутник скуластого и взял Злобина за воротник.
Когда немецкий лейтенант вернулся, в бричке никого не было. Три пары следов вели в лес. Рудольф уселся, разобрал вожжи и повернул подводу обратно в поселок.
В последние дни декабря фашистское радио не переставая горланило, что фюрер намерен решительно прорвать сталинградское кольцо. Чтобы вывести из окружения дивизии 6-й армии, создан танковый таран генерала Манштейиа. Доблестные танкисты пробиваются на помощь Паулюсу. И все же, несмотря на бодрые заверения берлинской пропаганды, трезвые головы отчетливо понимали, что судьба дивизий в кольце под Сталинградом решена с первого дня окружения, и печальный конец самой боевой армии рейха, как это ни горько было признавать, свидетельствовал об окончательном крахе надежд на благополучное завершение кампании в России.
Гитлеровское командование не жалело сил, чтобы скрасить безрадостные вести, доходившие с фронта.
В канун рождества тыловой штаб, расположенный в Велиславле, отдал распоряжение освободить помещение госпиталя. Из разговоров немецких офицеров Валя узнала, что госпиталь понадобился для рождественского праздника. Вино, музыка, веселье должны были помочь удрученным воякам забыть о поражении под Сталинградом.
— Мы им устроим праздник! — зловеще процедил Алтай.
Он не мог забыть зверской расправы гитлеровцев с семьей Воробьевых. Даже расстрел провокатора не умерил его гнева.
На рождественский бал, как стало известно, приглашены были шестьдесят высших офицеров штаба и расквартированных в городе частей. Приехало очень много летчиков.
Валя ожидала, что на торжество отправится и генерал Рихтер со старшими офицерами своего штаба, однако в самый канун праздника его вызвали в Берлин.
Комендант города майор Хольбер не получил приглашения на бал. Узнав об этом, Ася целый день проплакала — ведь она так готовилась к этому вечеру: сшила себе новое платье, достала украшения. И вот все рухнуло. Со слезами на глазах Ася уверяла Валю, что это происки врагов Хольбера, главным из которых она считала шефа гестапо Зихерта.
Он, рассказывала Ася, опять пошел в гору. Гестапо удалось арестовать несколько важных преступников, обезвредить подпольную организацию.
— Говорят, они взрывали целые поезда! Ты представляешь? — у Аси делались страшные глаза.
Валя пожала плечами.
— А ты слышала, — спросила она, — что под Сталинградом целая немецкая армия попала в окружение?
— По-моему, враки, — легкомысленно отмахнулась Ася. — Хотя болтовня идет. Подумаешь — армия! Что для немцев одна армия? Солдат у них знаешь сколько? Чтобы всех перестрелять, не хватит пуль. Как все-таки жалко, — продолжала она, — что вечер сорвался! Видела, какое у меня платье? Я так торопила портниху — житья ей не давала…