Опять прислушались, опять всмотрелись — тихо.
— Следующий! Побыстрее!
Сам Жилбек перешел воду последним. Только начал отстегивать саперную лопату, как загудели рельсы.
— Ложись, накройся чем попало, чтобы не увидели.
— А если дрезина, патруль? — свистящим шепотом спросил Павлик.
Советоваться, раздумывать, предполагать было некогда.
— Всем лежать здесь! Павлик, за мной! — скомандовал Жилбек.
Пригибаясь, они побежали навстречу гулу. Отбежали метров тридцать, прилегли.
— Если дрезина со светом — бросай гранату, а я их сниму из автомата, как куропаток, — предложил Жилбек.
— Грому будет много. На станции услышат, задержат другие составы, — усомнился Павлик.
— Согласен. Гранаты — в крайнем случае. Если заметят.
Гул все ближе и ближе. Стало видно, что это не дрезина, не патруль, а поезд. Паровоз освещает путь мощным прожектором.
Партизаны приникли к земле.
Когда смолк перестук колес, Жилбек приложил ухо к рельсу — другого поезда пока не было слышно. Огляделся: за лесными вершинами светлело зарево — всходила луна.
— Быстрее, ребята!
Замелькали лопатки, послышалось звяканье металла, заложили три мины, заложили тол, засыпали. Отошли быстро, все вместе.
В лесу, как в родном доме, вздохнули с облегчением…
— А вдруг нас заметили с паровоза? — предположил кто-то. — И сообщили в Понятовку.
Настроение сразу упало. На самом деле: мучились, мучились— и все насмарку. На станции могут задержать составы, могут пустить для проверки какую-нибудь дрезину, взорвут мины, починят путь.
Решили ждать. Закурили в рукава. Луна поднималась все выше, светлая, полная.
— Пока ночь — уйти бы потихоньку, — сказал сердечник. — С утра начнут прочесывать…
Никто не ответил.
Спустя час со стороны Понятовки послышался медленно нарастающий гул — шел мощный состав. По частому пыхтению можно было определить, что тянут его два паровоза. Местность здесь не гористая, ровная, если два тягача — значит, груз тяжелый. Вот вдали из леса медленно выползла темная змейка. Постепенно обозначились вагоны, между ними неровные тени платформ. В лунном свете поблескивали стекла пассажирских вагонов. Там сидели офицеры и пили коньяк за здоровье фюрера.
Состав поравнялся с подрывниками. Партизаны замерли, затаили дыхание, окаменели — всем вдруг показалось, что состав уже прошел заминированный участок и остался невредимым. Каждый слышал только стук своего сердца. Нервы были напряжены до предела. И прежде чем раздался взрыв, на какую-то долю секунды раньше грохота все увидели, как паровоз, словно сшибленный на скаку конь, поднялся на дыбы и плавно рухнул под откос. Грохот взрыва тысячекратным эхом разнесся по лесу. Вагоны стремительно, как игрушечные, набегали один на другой и валились с насыпи. Едва стих грохот, как послышались вопли, панические крики, визгливая команда.
— Теперь пусть почешутся, — глухим, но счастливым голосом проговорил Жилбек.
…И еще три дня брела по лесу группа Жилбека, огибая Понятовку, чтобы выйти к дороге по другую сторону станции. У партизан кровоточили спины. Днем, в жару, соленый пот, казалось, разъедал мясо до костей.
На третью ночь вышли к рельсам и с величайшим облегчением заложили груз в пяти местах. Оставили у себя на всякий случай только три мины. Тол зарывали с ожесточением. Тяжело пришлось партизанам, но каково теперь будет фашистам.
В ту же ночь налегке успели отойти от дороги километров одиннадцать и легли спать в овраге, заросшем густым колючим кустарником. Проснулись от взрывов. Пять грохочущих толчков потрясли воздух и землю.
Задание выполнено. Партизаны взяли курс на базу. На душе легко. Но, к сожалению, не только на душе, но и в желудке. Не осталось никаких припасов — ни боевых, ни съестных.
XVIIIИван Михайлович задержался сегодня на работе дольше обычного. Вышел на улицу один, без полицаев. Небо было ясное, чистое, звезды хоть пересчитывай. Привыкли жители видеть своего бургомистра без охраны, привык и комендант города к порядку в своей вотчине и уверен, что никто не посмеет тронуть господина бургомистра ни днем, ни ночью.
Три дня назад Иван Михайлович установил связь с Шурой Мелешкиной. Сам побывал на заводе в Ворге, поторопил со сдачею, присмотрелся к инженерам, на которых ему указала Шура. Мрачные, нелюдимые, они ни разу не взглянули в глаза бургомистру, и у того, вместо чувства удовлетворения своей конспирацией, опять появилось уже привычное чувство обиды. В ту же встречу Иван Михайлович спросил Шуру, кого она знает в городе из молодых проверенных подпольщиков. Ивану Михайловичу и по возрасту и по своему служебному положению трудно было одному справляться со всеми поручениями. Нужна была хоть небольшая группа подпольщиков.