От всех этих налётов Фросю оберегали малолетние дети, не поднималась рука у военных обездолить эту симпатичную, молодую многодетную мамочку. Были уже попытки проникнуть в постель под тёплый бочок молодухи, но пока хранил её Бог, твёрдый характер и спрятанный у входа топор.
До наступления осенней распутицы дважды в деревню наведывался ксёндз, привозил подарки детям, кое-что из продуктов и баловал сладкими угощениями. Фрося с дядей Алеся сидели за кружками травяного чая и обсуждали текущее положение дел. Пожилой человек сокрушался, слушая рассказы мужественной женщины, но ничем пока успокоить не мог. В Поставах, как и по всей стране, была установлена карточная система, и многие жили впроголодь, спасали только подсобные хозяйства. Вестей об Алесе не было никаких, как и обо всей группе, бежавшей с ним в ту ночь.
Фрося со священником приняли трудное решение зимовать ей с детьми в деревне, на том он и покинул их, немного понянчившись перед прощанием с внучатым племянником, не оставляя без внимания и других двух деток.
Зимой сдохла так долго спасавшая семью от нужды старая корова, и Фросе стало намного тяжелей обеспечивать питанием детей. Выручала иногда тётя Маня, но это были уже крохи по сравнению с тем, когда было собственное молоко.
Наступила весна, отсеялись тем, что осталось от всех набегов мздоимцев, и вместе с посевной докатилась до их местности долгожданная весть о победе, но не было в их глухомани фейерверков и криков «ура». Неумолимый голод подступал и к этим недавно ещё зажиточным усадьбам Фросиных односельчан, что уж можно было говорить о матери с тремя малолетними детками…
В погожие майские дни, после долгого перерыва, их приехал навестить старый ксёндз. Он привёз с собой кое-какие продукты, собранные из своих скудных запасов, чтобы хоть как-то поддержать Фросю и её ребятишек, всё больше ощущающих нужду. К сожалению, у него не было утешительных вестей о судьбе Алеся.
Печально глядя на молодую женщину, он не советовал пока переезжать в город, очень уж неспокойно было вокруг, шли аресты пособников и тех, кто сочувствовал фашистам, а также попали под репрессии властей и семьи полицаев. К нему тоже уже наезжали энкэвэдэшники справляться об Алесе, и почему-то их не убедило его заявление о подпольной деятельности племянника.
В течение лета старый Вальдемар несколько раз наведывался к Фросе с детьми в деревню, даже иногда оставался ночевать, если его заставала здесь непогода. Всё больше и больше молодая женщина и пожилой человек находили друг с другом общий язык. Безусловно, их роднила тоска о пропавшем любимом человеке.
Деятельной натуре Фроси было тесно и скучно в рамках повседневного однообразия. Ей хотелось быть поближе к происходящим вокруг изменениям в послевоенные годы в Западной Белоруссии, ставшей окончательно частью Советского Союза. Город невыносимо манил её к себе, даже такой маленький, какими являлись Поставы. Об этом она постоянно твердила при встречах Вальдемару, надеясь, что там она скорее узнает о судьбе Алеся.
И вот в начале осени ксёндз приехал за Фросей с детьми на трёх подводах с какими-то незнакомыми мужиками. С помощью здоровяков они быстро погрузили её небогатый скарб и все оставшиеся съестные запасы с убранного к этому времени огорода.
Фрося усмехнулась, очевидная гримаса судьбы, так она покидала деревню и три года назад — зарезали двух последних оставшихся кур, забили опять досками окна и оставили за спиной сиротливо одинокий дом. Дом, в котором родилась Фрося и её сын Андрей, и где они, несмотря на все невзгоды войны, провели с Алесем свои самые счастливые дни, полные пылкой и беззаветной любви друг к другу.
Вальдемар выделил Фросе с детьми почти все покои в его домике, а сам приютился в комнате возле кухни, где раньше проживал его племянник. Прежде тихая обитель пожилого человека превратилась в развороченный улей, а иначе и быть не могло, ведь для детей жизнь только начиналась, и их неугомонность радовала, а порой, бывало, и раздражала непривычного к этой детской возне ксёндза.
Маленький провинциальный город жил своей неспешной жизнью, быстро залечивая нанесённые войной уродливые раны. Постепенно возвращались с войны мужчины, кто с наградами, а кто, и таких было немало, покалеченные телом и душой. Безусловно, появление жены Степана в доме ксёндза, да ещё с тремя такими не похожими друг на друга детьми, не могло пройти незамеченным для окружающих, но Фросю, прожившую в Поставах всего три года до войны, особо никто не знал, и поэтому разговоры скоро сами по себе утихли. Мать Степана к этому времени умерла, а другой его родне до них не было дела.