И когда было Фросе ещё возиться с детьми, ведь на её плечи легли заботы о большой семье. Она что-то вечно копошилась: то на кухне, то стирала, то обшивала, то убирала, а ещё стала бегать в город искать работу, а с этим в их маленьком городке было совсем плохо. Не было ни заводов, ни фабрик, а в немногочисленных магазинах давно все места продавцов были заняты, и она, уставшая, печальная, но несломленная, возвращалась домой, с мыслью завтра дальше продолжить поиски.
Подошла зима, а работы так и не было, надо было на что-то решаться, и однажды вечером Фрося зашла к Вальдемару, уселась на его кровать и напрямик сказала:
— Мы дальше так жить не можем, мне надоело смотреть, сколько осталось в подвале картошки, свёклы и других овощей, отмечая с сожалением, как тают последние крохи, и отлично понимая, что их до весны всё равно не хватит. Денег у нас нет и взять неоткуда, милостыню же просить не пойдём. Дом мой в деревне три гроша не стоит, мне дороже туда ехать, чтоб продать его, а купит ли сейчас кто-то эту развалину, тоже сомневаюсь.
Всё, я приняла решение, поеду в Вильнюс, возьму с собой брошь — ту, что оставила мне Рива, — и постараюсь продать её там. Как я это сделаю, ещё не знаю, но я это сделаю, и Вы не должны этому противиться…
Во время всего запальчивого монолога невестки Вальдемар не сводил с неё взгляда, серьёзно всматриваясь в пылающие синевой глаза и зарумянившиеся от волнения щёки. В этом не было ничего удивительного, ведь она так долго не могла решиться на этот разговор… Невольно тёплая улыбка разукрасила морщинами его старческое лицо:
— Поезжай, детка, я уже сам об этом не раз думал, боюсь только отпускать тебя одну, но посвящать в это кого-либо совершенно нельзя.
Возьми эту брошь, а ещё одну царскую золотую монету, надо только придумать, куда их на тебе спрятать, время неспокойное, полно воровского люда в поездах. Найди синагогу — это еврейский молельный дом, вроде костёла, там покрутись немного, потихоньку порасспроси о предмете твоих намерений, и, думаю, у тебя хватит смекалки найти нужного человека. Я тебе уже говорил, что евреи могут обсчитать слегка, но никогда не ограбят…
На том и порешили. Фрося сообщила своей подружке Оле, что уезжает в деревню продавать дом и вернётся только через несколько дней, а пока просила помочь Вальдемару справиться с хозяйством и детьми, на что та согласилась без всяких возражений.
Перед выходом Фрося скрутила в большой узел свою шикарную косу, внутрь которой тщательно запаковала брошь, а монету, не мудрствуя лукаво, спрятала под стельку своих разбитых валенок. Выслушав последние наставления Вальдемара и расцеловав на прощание спящих деток, ночью пешком отправилась на вокзал.
На промёрзшем вокзале купила практически на последние деньги самый дешёвый билет до Вильнюса в общий вагон без спального места. Да и чего зря тратиться, ведь находиться в пути всего какие-то четыре часа… Тем не менее, ей предстояло первый раз в жизни ехать в поезде, первый раз в большой город и первый раз делать то, что никогда в жизни не делала, но с верой, что всё пройдёт благополучно.
Глава 33
Нельзя сказать, что Фрося со спокойной душой отправлялась в это короткое путешествие. У неё был повод волноваться, ведь она ещё ни разу не была ни в одном городе, кроме своих маленьких Постав, а тут Вильнюс — крупный центр, да ещё другая республика.
Пока она мысленно накручивала себя страхами, к платформе неожиданно, с рёвом и дыша паром, прибыл состав, и вместе с немногочисленными пассажирами молодая женщина вошла в холодный поезд.
Сидя в заставленном чемоданами, узлами и коробками тесном вагоне, она исподволь присматривалась к рядом сидящим людям, ища кого-нибудь, похожего на еврея. Кто знает, а вдруг уже сейчас повезёт, и она сможет получить нужную ей информацию о той синагоге и, чем чёрт не шутит, обретёт полезное знакомство.
Никого подходящего вблизи себя она не обнаружила и успокоилась, — будь, что будет, — и прикрыла глаза. Поезд, лязгая и дёргаясь, останавливаясь на частых остановках, ещё до света прибыл в Вильнюс. Фрося вместе с остальными сошедшими здесь пассажирами потянулась на выход. Выйдя из здания вокзала, она вдруг поняла, что совершенно не знает, что делать дальше и куда идти.
Увидев милиционера, смело подошла к нему и спросила, не знает ли он, как найти в их городе самую большую синагогу. Служивый на плохом русском языке указал, в какую сторону идти, и подозрительно посмотрел на Фросю. Ей ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ и объяснить, что хочет наняться к евреям на работу. Тот покачал головой и посочувствовал, что далековато, мол, топать, — синагога находится в старом городе, и лучше до неё доехать на автобусе или такси.