— Слышишь, Стёпа, а я, кажись, понесла…
— Понесла или кажись?..
— Понесла, понесла, уже почитай неделя задержка…
— А ты что думала, я мужик справный во всём…
Улыбаясь, он заметался по хате, схватил бутыль с самогоном, кое-какую снедь и ушёл к новым друзьям отмечать эту радость.
Грустная Фрося сидела на лавке в горнице и шила себе платье на несколько размеров больше, предвосхищая предстоящую полноту от беременности, зная, что скоро оно ей понадобится. И всё же хотела дождаться мужа и обсудить их радость, планы на будущее и, возможно, ласки потенциального счастливого отца.
Степан ввалился в избу далеко за полночь.
Он был омерзительно пьяным, зацепился за порог, с матюгами упал на циновку и потребовал:
— Что вылупилась, снимай с мужа сапоги и помоги раздеться…
В покрасневших глазах его плясали злые огоньки. Фрося обиженно качала головой, сквозь зубы поругивала и помогала ему раздеваться:
— Ну, приподнимись, дай стянуть с тебя штаны, вон какой бугай вымахал, тебя тягать, так и скинуть можно, не ровён час… Нет, чтобы вместе отметить нашу радость, так попёрся куда-то и неизвестно к кому, а я у него, как прислуга и свиноматка, вот осчастливил…
Степан вдруг резко оттолкнул её и с ненавистью в пьяном голосе и с ехидным смехом бросил ей в лицо:
— Что? Не того хотела бы раздевать, не за тем хотела бы ухаживать, не от того хотела бы понести ребёнка?.. — и столько в этих словах было неприкрытой ненависти к ней и к несостоявшемуся её жениху, что у Фроси мороз пошёл по коже. Она резко выпрямилась, швырнула в угол сапог, что держала в руках. Тыльной стороной руки откинула со лба прядь волос и смело посмотрела ему в глаза:
— Ах ты, мой касатик, правды захотел, так ты её уже сам и высказал. Что думал, начну отнекиваться или ноги тебе целовать, спаситель хренов, бесплатную батрачку в дом взял и ещё в чём-то упрекаешь, за всё время доброго слова от тебя не услышала…
Фрося схватила с кровати подушку с одеялом и с треском захлопнула за собой дверь в будущей детской комнате.
Глава 3
Назавтра Степан встал как ни в чём не бывало, попил простокваши, съел с жадностью яичницу со свиными шкварками и ушёл на кузницу, не сказав Фросе ни слова.
Нет, больше не было несправедливых попрёков, не смотрел больше Степан с той неприкрытой ненавистью на Фросю и не смеялся ехидно ей в лицо, но внутри у молодой женщины что-то сломалось и, похоже, навсегда. Она перестала быть той покладистой Фросей, что пришла в дом Степана, не бежала к нему навстречу, когда он заходил в дом с работы, не пыталась его разговорить, а молча ставила еду перед ним и занималась своими делами.
Наконец он не выдержал и обратил на это внимание:
— Что ходишь, как надутая индюшка, мову отняло? Подумаешь, что-то спьяну сказал, гордая выискалась, хватит ломать комедию, сегодня же возвращайся в нашу спальню, я в монахи ещё не записывался…
Фрося смерила его презрительным взглядом, пожала плечами и отвернулась. Степан попытался обломать жену:
— Ты что, сука, из себя корчить начала, шваль подзаборная, до конца жизни должна мне руки целовать, как ксёндзу.
Я её подобрал, я её от беды спас, живёт, как сыр в масле катается, а на тебе, норов показывает, и ночи ждать не буду, быстренько пошли в спальню…
— Нетушки, мой милёнок, с сукой подзаборной и спи, а я к лету рожу и уеду назад в деревню, а с тобой, постылым, жить не буду.
Степан от этих слов обезумел и бросился со сжатыми кулаками на Фросю, в ответ навстречу ему она выставила ухват:
— Нет, Стёпушка, не на ту нарвался, сунешься с кулаками, размозжу тебе голову, лучше в тюрьму пойду, чем под тебя лягу…
И Степан отступил… Трудно сказать, что на него так подействовало, угроза или стыд за тот ночной пьяный скандал, но с этого момента он больше никогда не пытался поднять на Фросю руку, хотя в остальном мало что изменилось в их отношениях.
Правда, ночью она всё же иногда подпускала его к своему телу, но длилось это очень недолго, беременность протекала не совсем гладко.
Вначале её мучил дикий токсикоз, а потом она стала жутко отекать, и стала болеть поясница, то ли от трудной домашней работы, то ли от беременности.
В эти месяцы Степан стал внимательней относиться к жене, начал помогать по хозяйству, выполняя вместо неё тяжёлую работу, даже предлагал ей полежать и не суетиться, не требовал постельных услуг и старался в эти минуты быть не то что ласковым, но каким-то заботливым.