Фрося читала медленно, смакуя каждое слово, восторгаясь красивым стилем написания письма её несравненным Алесем. Она читала, совершенно не глядя на Вальдемара и когда дошла до конца письма, оглянулась и увидела, как у пожилого человека перекосилось лицо, на губах выступила пена, и он завалился на бок, сползая с кресла. Фрося закричала с воем раненного животного, сразу же уяснив всё горе происходящего. Она подхватила безвольное тело на свои сильные руки и уложила аккуратно на кровать.
Вальдемар был ещё жив. Из перекошенного рта со свистом вырывался воздух, а в груди булькало и клокотало, он был без сознания. Крайне расстроенная Фрося бегом помчалась за врачом, когда тот прибыл и осмотрел больного, то объявил вердикт: это тяжелейший инсульт, поразивший левую сторону и исходя из возраста, физического состояния пациента, можно смело сказать, что жить ему осталось считанные дни… В один день к Фросе пришла радость и беда. Печальная женщина сидела у постели больного, только изредка её подменял кто-то из детей.
Она почти не обращала внимание на хозяйство, вовсе забыла про базар, а только находясь рядом с постелью умирающего друга, а именно им и являлся старый Вальдемар все эти прожитые вместе годы, бережно смачивала губы, постоянно что-то ему говорила, гладя по холодной руке.
Фрося его мыла и переодевала, чесала спину, что бы не было пролежней, терпеливо кормила с ложечки, радуясь каждой капле еды попадающей в его организм. Она сдерживала себя, как только могла, в его присутствии не вздыхала и не плакала. Хотя в редкие часы, когда отходила от ложа больного, давала волю горьким слезам. На пятый день после того, как его разбил инсульт, Вальдемар неожиданно открыл глаза, а точнее, правый глаз. Он отыскал мутным взглядом лицо Фроси, пытаясь что-то сказать, но из перекошенных губ срывалось только мычание. Фрося сразу стала стараться угадать желания умирающего друга, но тот на каждый Фросин вопрос закрывал глаз и она вдруг догадалась, вынула из кармана кофты зачитанное до дыр письмо от Алеся, глаз старика остался открытым. Догадка Фроси намного облегчила общение.
После этого Фрося и дети, когда сидели у постели с пришедшим неожиданно в себя безнадёжно больным Вальдемаром, таким образом, вели с ним беседы, реагируя на открывание и закрывание глаза. У Фроси сразу на многое развязались руки, потому что дети стали почаще задерживаться у ложа больного, особенно проявлял любовь и внимание к дедушке Андрей, который мог часами сидеть и беседовать при помощи вопросов и ответов с живым, пытливом глазом Вальдемара. Любящие руки и души сделали невозможное.
Они кормили больного с ложечки кашками и супчиками, вели непрестанно разговоры, мыли и переодевали, подсаживали и выносили на улицу безвольное тело… и считанные дни растянулись на месяцы.
Глава 52
Вальдемар пришёл в себя. Никто не знал надолго или нет, но на сердце стало полегче, дети помогали старику скрасить его неподвижное одиночество и Фрося смогла выдохнуть, оглядеться вокруг. Жизнь снова заструилась, стекая днями в месяцы и Фрося наконец-то, села за ответное письмо к Алесю. Помня о заштрихованном чёрными чернилами в весточке любимого, она тщательно подбирала слова в своём послании:
«Здравствуй, мой любимый, не на миг незабываемый, мой дорогой муж и верный друг, Алесь!
Трудно передать ту радость, какую я ощутила, получив твоё долгожданное письмо. Всё это время нашей разлуки, когда на протяжении долгих лет от тебя не было никакой весточки, ты всё равно продолжал жить в моём сердце и в моих думах. Я отвергала все сомнения звучащие в словах добрых и злых людей, не допустила ни одного мужчину ни к своей душе, ни к своему телу, я только твоя…»
Фрося несколько раз перечитала написанное и осталась не очень довольна собой, до неё вдруг дошло, что это первое письмо в её жизни выходящее из-под её пера.
Впрочем, как и весточка от Алеся тоже была первой полученной ею за все прожитые немалые уже годы. Она вновь обмакнула перо в чернила:
«Трудно описать все годы разлуки, но я кратенько всё же постараюсь. Как ты мне посоветовал, я явилась после окончания войны к твоему дяде.
Он встретил меня очень хорошо, помог не только советом, но и делом. По его настоянию, мы с детьми переехали из деревни к нему в дом, где прошли твои детство и юность, где так много напоминало о тебе. В этом доме мы провели почти четыре года. Как раз тогда, когда мы проживали у твоего дяди, вернулся в Поставы Степан и мы от него выяснили кое-что неизвестное, досель произошедшее с тобой, это нас расстроило, но и вселило надежду. Он не особо домогался меня, понимая отлично, что это бесполезно, хотя очень нуждался в хозяйке и опеке. Но даже если бы я поверила в твою погибель, то всё равно бы с ним не сошлась. Милый Алесик, прости, что много пишу о Степане, но это необходимо для рассказа о дальнейшей нашей жизни. Он вернулся очень покалеченным телом и душой, Совершенно не обращал внимания на детей, даже Стасик так и не узнал, что это его отец. Пил беспробудно и казалось сгинет в какой-то канаве или убьют в пьяной драке, но, слава богу, нашлась какая-то женщина, не знаю каким образом, но притянула его к себе. Мы развелись без всяких претензий к друг другу, а за это он отписал нам свой дом, где мы благополучно живём с детьми и Вальдемаром до сих пор. Прости, что не пишу вначале своего письма о твоём дяде, ставшем в эти годы другом, наставником, незаменимым помощником мне и детям. Так вот, сообщаю печальную весть, что состояние его здоровья крайне неважное. Он и так был очень слаб, почти не ходил, очень плохо видел и слышал, жаловался на сердце, а когда я читала ему письмо от тебя, ему стало совсем плохо, его разбил инсульт, теперь он лежит неподвижно. Но господь услышал мои молитвы и вчера он открыл глаза. Видно по нему, что до него доходит то, что мы ему говорим. Мы стараемся понять, что он нам хочет сказать, закрывая и открывая глаза при наших вопросах, и ответах, таким образом и общаемся… Врач сказал, что ему осталось жить считанные дни. Мы с детьми, которые очень любят своего дедушку, постараемся скрасить их, но на всё воля божья…»