Что тебе сказать, как выжил в этих страшнейших условиях, сегодня и самому не верится.
Сколько я навиделся смертей, люди умирали от голода, от побоев, от травм на работе и болезней, в междоусобных драках погибали те, кто не соглашался с властью в бараках уголовников. Нас ведь считали не политическими, а врагами Родины. Я уже к концу первого года заключения был на грани смерти, от тяжёлой работы, от недоедания и вечного страха перед конвоирами и урками. Но, как всегда вмешался его величество случай. В соседний лагерь доставили большую партию немецких военнопленных и у заключённых стали дознаваться офицеры охраны, кто владеет немецким языком, я откликнулся, хотя и боялся провокации. Но нет, меня перевели на работу в канцелярию, где я стал переводчиком и писарем. С этого момента моя жизнь в лагере стала значительно легче. Работа, сама понимаешь, физических усилий не требует, да, и для меня хорошо знакомая. Канцелярия, санчасть и кухня это места привилегированные, отношение других заключённых к нам тоже не столь агрессивное, ведь мы на виду, а подставляться лишний раз никто не хочет. Легче то легче, но всё равно барак, а вокруг люди разлагающиеся физически и морально. Что я тебе буду описывать все почти одиннадцать лет этой жизни, если можно назвать это жизнью. Постепенно как-то втянулся, жил одной верой, что, когда-нибудь это кончится и я встречусь с вами. Конечно, ты мне сейчас не поверишь, после того, как увидела эту Александру, но это же опять случай. После смерти вождя народов стали выходить нам послабления. И вот, приехала какая-то комиссия, было принято решение, дать группе особо отличившихся заключённых выход на поселение. К тому времени уже всех немцев из лагеря отправили в Германию и меня из писарей и переводчиков перевели на уборку территории. Работа тоже блатная, но я знал, что под меня уже копают и скоро эта привилегия закончится, и кто знает, возможно, на лесоповал опять бы попал. Но, тут вот эта амнистия и я отправился сюда в Таёжный на поселение. Явился я сюда с зэковским чемоданчиком, в котором сменная пара нижнего белья, трусы, майка, кальсоны и запасная рубаха, вот, и весь мой гардероб, не считая того, что на мне. Да, ещё были подъёмные деньги, которых могло хватить только на месяц, на хлеб супец в местной столовой и на временное проживание в рабочем бараке. У меня и сейчас вид не очень, а тогда вовсе были кожа да кости, никому такой великий работник не нужен был. Хотя в рабочих руках, ещё какая нужда есть, а приду, посмотрят и от ворот поворот. Промыкался я так больше трёх недель, опять голод, холод и полная безнадёга, потому что катастрофа с работой, хоть ложись на дорогу и помирай, ведь денежки почти уже на нуле. Другие наши пошли кедрачить — орехи кедровые заготавливать, но и они меня в свою бригаду не взяли, кому нужен балласт. Вот, сижу я в столовке, свой тощий супец кушаю с кусочком хлеба и думу думаю. Тут и подошла ко мне Александра Кирилловна, она ведь заведующая этой столовой. Подсела, слово за словом и предлагает переехать к ней жить, что поможет устроиться на работу в школу, а когда будут деньги, тогда рассчитаюсь, я конечно тут же согласился, в моём-то положении не согласиться. Вот, я и перебрался к ней со своим чемоданчиком. А тут щедрая и сытная сибирская еда, домашний уют, а через несколько дней на работу в школу приняли, учителем истории, географии и немецкого языка. Нет, Фрося, не чёрт меня попутал, а разомлел я от домашнего тепла и заботы, Александра, хоть женщина жёсткая, даже грубая, но не жадная, по крайней мере, я забыл, что такое голод, холод и страх перед завтрашним днём. Тебе трудно мне сейчас поверить и мне очень трудно это опровергнуть, но вас я никогда не забывал и при первой же возможности написал письмо, поверь мне, не ради посылки. Ведь к этому времени я уже жил достаточно сытно и деньги копил на обратную дорогу, что бы к вам приехать не с пустыми руками. После того, как получил первое твоё письмо, я сразу же хотел уйти от Александры, но дал слабину, подался на её уговоры и слёзы, остался. Вот этого я себе сам простить не могу.
Да, и, послушал своих новых друзей, которые посоветовали мне не быть очень щепетильным в вопросах морали. А потом пришла твоя такая ценная посылка, я радовался, как ребёнок, прижимая к лицу каждую вещичку, зная, что она согрета твоими руками. А Шура, глядя на это страшно бесилась, стала каждый день напоминать, что спасла меня от голодной смерти. Какое барахло подобрала — отмыла, откормила, обогрела, да ещё к тому же устроила на такую престижную работу… и, что я мог возразить… Мы с учителями и другими интеллигентами посёлка собираемся в выходной, в тесном интересном кругу выпить, поиграть в карты, поболтать на высокие темы… я ведь по подобному общению ужасно соскучился, для меня это просто отдушина. И вот, я в очередной раз собираюсь на нашу посиделку, режу сало для закуски, а Александра стоит над головой и пилит меня безбожно, не любила она, когда я уходил куда-то, и вдруг нож дзинк, на стол выкатывается монета. Сноровистая Шурочка схватила её в руки, рассматрела, на зуб попробовала, чуть не лизала, сказала, огогого, золотая, это же царский червонец. Она, её куда-то и сбыла, а может и не сбыла, по крайней мере, мне так сказала, вручив довольно пухленькую пачку денег. И опять я хотел рассчитаться с ней и уйти, но она страшно рассердилась, и заявила, что доложит куда надо, что я получил в посылке царскую золотую монету, если покину её, то пойду я ровнёхонько назад в лагерь, и твоей жёнушке тоже не позавидуешь, займутся и ею органы…