Глава 80
Прошла неделя после той бурной ночи, а ощущение сладкого томления до сих пор жило в теле и душе Фроси. Семён все эти дни не показывался, но женщина списывала отсутствие любовника на занятость его на суматошной работе. Он ведь ей рассказывал, что бывает в разъездах две, а порой и три недели. Пришли письма от старших детей, в которых они в силу своего темперамента и характера, описывали свою подростковую жизнь. Всё у них шло своим чередом, да и материнское сердце чувствовало, что там вдали, всё нормально, не в пример её разброду в мыслях и поступках здесь… Фрося скучала, но не волновалась, тем более, в письме сына, подружка Оля приписала несколько строк, где заверяла, что Стасик присмотрен, а если честно, то он в этом и мало нуждается. Аня приезжает каждые две недели и гоняет брата, как следует по предметам техникума, у него хвостов нет. Она также писала, что очень скучает, что для неё базар без Фроси, не базар, да и поболтать не к кому зайти. Фрося вспомнила подружку, их походы на базар, посиделки за кружечкой чая, а бывало и за рюмочкой водки и пусть та не далёкая в своём развитии, так, она и сама далеко от неё не ушла.
Конечно, Оленька изрядная сплетница и весьма любопытная, но сердечная и верная, всегда в трудную минуту придёт на помощь. Да, мысли о возвращении в Поставы всё чаще посещали Фросю, но тут теперь был Семён и пока он с ней, как она сможет тронуться с места. Болело сердце за Андрейку, Алесь не показывался, в школе были каникулы и всё это время он не виделся с отцом. У Фроси не было сведений, куда съехал от неё Алесь, но это её и не волновало, ей было наплевать, даже если он вернулся к Шурочке, а вот насчёт их будущих встреч с Андреем надо было подумать. Может быть, она и погорячилась, запретив отцу являться к сыну, в конце концов, её это ни к чему не обязывает.
Седьмого января весь православный мир справляет рождество и Фрося помогала Аглае готовить обильные закуски, опять ожидали большое количество гостей. Они сидели за столом и вместе с девочками лепили пельмени, болтая и распевая песни. Вдруг за окном услышали звон бубенцов, стук копыт коней о замёрзшую дорогу, которые неожиданно затихли напротив их дома. В тот же момент они услышали весёлые звуки гармошки и голос Василия Митрофановича, строгого милиционера, распевающего:
— Ой, мороз, мороз…
Стукнула дверь калитки и через несколько секунд кто-то затопал на крыльце, сбивая снег с валенок. Аглая открыла дверь и в комнату с морозным паром ввалился Семён. Фрося руками в муке зажала зардевшиеся щёки, глядя на любимого человека, так неожиданно появившегося перед ней:
— Фросенька беги за сыном, Аглашка, девочки мигом одеваться, кони и Вася с семьёй мёрзнут в санях, быстренько, быстренько!..
Николай, ну, где ты там, наливай, чаю хотя бы, праздник то всеобщий, неважно, что Фрося католичка, а я иудей, так и Иисус был евреем, так, что мой как есть праздник…
Он навёл такую суматоху, что никто не знал, за что хвататься, но прошло несколько минут и шумная ватага расположилась на санях и тройка разудалых коней под задорный смех детей и взрослых, под заливистый звон бубенцов понеслась по посёлку, вызывая восторг, и зависть у всех проходящих мимо. Василий Митрофанович опять растянул меха гармошки и все сидящие в санях дружно затянули:
— Ой, мороз, мороз…
Вернувшись после прогулки по морозцу на санях, шумная компания ввалилась в дом к Аглае, куда ещё чуть позже пришли с десятка полтора гостей и началось весёлое разгульное застолье. Перед тем, как усесться за праздничный стол, Семён напросился зайти во времянку к Фросе и пока та переодевалась в выходные одеянья, зашёл в комнату к Андрейке, откуда уже вдвоём вышли в приподнятом настроении. Андрей, так вовсе светился начищенным самоваром. И сын, обняв маму за плечи, поведал ей на ухо:
— Мамочка, завтра мы с дядей Семёном, дядей Николаем, с дядей Василием и Петькой пойдём с утра на охоту.
Мамуль, ты правда меня отпустишь с ними?