— Сёма, Сёмочка, миленький, если ты сейчас не войдёшь в меня, я умру…
Семён не дал долго себя упрашивать, потянув и Фросю, повернул задом, взялся за широкие бёдра и нагнул к полку. Она понимающе упёрлась руками о горячие доски, но любовник бородой нагнул её ещё ниже и в разгорячённое лоно ворвался смерч, уносящий все посторонние мысли, только волны страсти и наслаждения возносили их на гребень обоюдного счастья… Сладострастный крик сотряс своды баньки и любовники тяжело дыша, вылетели наружу. Они поочерёдно, передавая графин друг другу, пили квас и не могли напиться, Фрося, тяжело дыша, прилегла головой на плечо Семёна, и слушала его прерывистое дыхание, они долго ещё не могли отдышаться:
— Сёмушка, у меня такое чувство, что я заново родилась или что-то новое родилось во мне…
Как, ни странно, но Семён на Фросину шутку ответил серьёзно:
— Фросенька, а пусть бы так и было, ведь у меня кроме тебя на земле, нет ни одного родного человека.
Глава 83
Поздняя сибирская весна набирала силу. На дворе вовсю уже хозяйничал апрель, но по-прежнему всё ещё вокруг высились сугробы, но из уже посеревшего и рыхлого снега. В полуденные часы солнце приступало к своей работе, воздух оглашался звоном многочисленных ручьёв и ручейков. В один из таких погожих апрельских дней во времянке у Фроси появился Семён. Был он по-прежнему нежен к Фросе, приветлив к Андрейке, но по его внешнему виду было видно, что он чем-то или сильно расстроен или чувствует себя крайне неважно. На расспросы Фроси только грустно улыбался и отшучивался в ответ:
— Фросенька, душа моя, всё, как обычно, просто я печалюсь, что вынужден уехать по делам на север, при том, на длительный срок.
— Сёма, а может быть можно как-то эту поездку отменить или кого-то другого направят, а если хочешь, я с тобой поеду?…
Душа Фроси не могла смириться со скорой разлукой на неопределённый срок, настырная интуиция подсказывала, что здесь что-то не так. В присутствии Андрейки разговор получался комканным, Семён притянул к своим губам ухо Фроси:
— Любимая, обещаю, я последний раз уезжаю надолго от тебя, а когда вернусь, я тебя никуда от себя не отпущу…
И с этими словами он надел Фросе золотое колечко с голубым камешком под цвет её глаз. Ошеломлённая женщина смотрела на свой палец, а слёзы готовы были дождём хлынуть из глаз. Семён нежно поцеловал Фросин пальчик с кольцом и отвернулся. С помощью Андрея в их времянку из необъятного ЗИСа он заносил и заносил какие-то сумки, свёртки, мешки… и попросил пока ничего не распаковывать, потому что у него осталось очень мало времени, только попьёт чайку и в дорогу. Фрося смотрела с недоверием на любимого мужчину — и без того худое лицо осунулось, весёлость казалась наигранной, в ещё больше обозначенных еврейских печальных глазах, казалось застыла вся скорбь всего его гонимого народа. Прежде стремительные движения стали какими-то суетливыми, он явно куда-то спешил и скорее всего у него было не всё благополучно. Семён медленно пил горячий чай в прикуску с кусковым сахаром, поднимал глаза от кружки и смотрел, смотрел на Фросю, и казалось, не мог насмотреться, но кроме обычной нежности в его глазах читалась безграничная печаль.
А когда женщина встречалась с ним взглядом, он их быстро опускал, будто стеснялся или хотел что-то скрыть. Фрося, глядя на него с возрастающим беспокойством, гнала от себя непрошенные мысли, сердце женщины почему-то сжималось в груди в предчувствии чего-то недоброго. Она молча проводила его до машины и прежде чем, он вскочил в кабину, тесно прижался к ней, своим исхудавшим телом, и прошептал, целуя в шею:
— Ты, для меня самая лучшая женщина и человек из всех людей, кого я встречал в своей жизни… Милый Фросик, я очень, очень очень хочу, чтобы ты была счастливой.
Взволнованная женщина не успела ничего сказать в ответ, машина уже сорвалась с места, а ей было, что ему сказать… Фрося ещё долго смотрела вслед умчавшемуся автомобилю, душу разрывало предчувствие чего-то печально необратимого. Ей не понравилось никак выглядит Семён, ни его настроение. Она не могла поверить в то, что он охладел к ней, да, она этого и не чувствовала, но что-то или кто-то хотел разбить её такое хрупкое, только недавно обретённое счастье. Фрося постояла ещё немного на улице, подышала полной грудью, набирающим весеннюю силу воздухом, и вернулась в дом. Там вовсю хозяйничал Андрей — везде по полу валялись распотрошённые сумки и мешки.