Сын кинулся к маме:
— Мам, мам посмотри, что для меня привёз дядя Семён!
Мальчишка восторженно крутил в руках разъёмные бамбуковые удочки, мечта всех рыбаков, для многих просто не доступная. На столе стояли коробочки с наборами крючков, блёсен, катушки с разной толщины лесками, наборы поплавков и прочие неизвестные Фросе приспособления ценные для рыболова, каким хотел стать её сын. А тот уже примерял высокие резиновые сапоги с лихими заворотами и брезентовую куртку с капюшоном. Таким счастливым сына Фрося не видела никогда в жизни, а у неё становилось всё тяжелей и тяжелей на душе. Она вздохнула и присоединилась к сыну, и стала вытаскивать на свет из сумок и мешков новые, и новые подарки. Многие из них были предназначенные ей — тут были кофточки, юбки, платья, чулки, носки… и боже, чего здесь только не было из женского нижнего и верхнего гардероба. Она смотрела с восхищением на добротные ботиночки, осенние и летние туфли на каблучке, таких нарядов она никогда не носила, такое она никогда и не видела, но почему тоской сжимается сердце, почему непрошенные слёзы текут, текут по щекам… Фрося непроизвольно всхлипнула, прижав к груди вещи предназначенные для Стасика и Анютки:
— Сёма, Сёмочка, я за тобой пойду на край света, только вернись ко мне…
Андрей с восторженными восклицаниями, удивлённо извлекал и извлекал из мешков и сумок на сей раз невиданные ими раньше банки с американской тушёнкой и консервированной колбасой, рыбные консервы, мешочки с фасолью, горохом и разными крупами. Под конец Фрося развернула шикарное пальто из букле с чернобуркой, а к нему шапку из лисьего меха. Она стояла посередине комнаты обряжённая в пальто, шапку, ботиночки, гладила и гладила дрожащими пальцами дорогой материал и ласковый мех. Волны благодарности и любви набегали на израненную душу, сталкиваясь с порывами мыслей и вопросы жалили иголками: зачем, почему, за что?!.. Ведь это шикарное пальто он сам должен был накинуть ей на плечи…
Она так вошла в свои размышления, что сразу не заметила и не услышала, стоящего напротив Андрейку, который держал в руках раскрытую, средних размеров кожаную сумку. В ней лежал завёрнутый в плотную бумагу довольно большой и тяжёлый пакет, а наверху конверт, на котором крупными буквами было написано: для Фроси, лично.
Глава 84
Взяв сумку с пакетом и письмом, Фрося поспешила в свою комнату, закрыла за собой дверь, уселась на кровать, уронив рядом возле ног на пол тяжёлую сумку с неизвестным содержанием.
Она держала в дрожащих руках конверт, не решаясь открыть его, ей не хотелось знать правду, в то же время, хотела ясности и боялась её. Наконец, пересилила себя, достала сложенный двойной лист, исписанный мелким красивым почерком, развернула и начала читать:
«Милая, ни с кем не сравнимая, лучшая из лучших, красивейшая из красивых, любимая женщина, моя драгоценная Фросенька!!!
Я понимаю, какое волнение и недоумение вызовут мои подарки, эта сумка и это письмо. Я не буду тебя успокаивать, обнадёживать и обещать наше счастливое совместное будущее. Будь моя воля, оно так и было бы, но это не зависит от меня, поэтому, сегодняшняя наша встреча скорей всего была последней.
Я умоляю простить меня, что она вышла такая невзрачная, но по-другому нельзя было, иначе для нас всё могло бы окончиться намного трагичней, а я этого совсем не хотел. Ты, мне подарила почти четыре месяца любви, такой любви, о которой я даже не мог и мечтать — беззаветной, искренней до последней клеточки тела, до последней затаённой мысли. Ты пошла на встречу моей любви, словно сорвалась с утёса и полетела в бездну, не зная, не желая знать, что тебя там ждёт внизу, острые камни или нежная перина…»
Фрося уронила руки с письмом на колени, не решаясь читать дальше, слёзы застилали глаза, но ответов на многочисленные вопросы так и не было и она справившись с собой, вытерев лицо, продолжила погружаться в трясину горя, а что горя, она уже не сомневалась:
«Я пишу эти строки, а перед моими глазами стоит твоё необыкновенно-красивое лицо залитое слезами, как бы я хотел выпить их до капельки, а ещё больше не допустить, что бы они пролились из твоих небесно-сапфировых глаз, но повторяю, я не в силах этого сделать, как и не в силах был сказать это всё лично тебе при встрече.
Пишу, а передо мной, твоё заплаканное лицо и звучит полюбившийся голос с характерным для тебя акцентом.
Я уверен, что ради меня, ты бы сорвалась с места в чём стоишь и полетела бы на край света, но в этом нет никакой необходимости.