Утренняя молитва уже закончилась и она постучала в знакомую боковую в дверь.
Вчера было письмо от Ривы, а что за этой дверью ждёт её сегодня?!..
Пышнобородый раввин будто поджидал её:
— Доброе утро Фрося, рад, рад, почему-то был уверен, что придёшь ко мне с самого утра, ведь наш разговор вчера только начался.
По виду женщины он сразу догадался, что накануне у неё был не лёгкий вечер, а возможно и ночь.
Да, и не трудно было догадаться, она же получила неожиданное письмо из Израиля, о содержании которого было не сложно предположить.
Скорей всего и разговор с дочерью отнял немало душевных сил.
Припухшие от слёз глаза и побледневшее лицо ясно говорили о многом.
Фрося отказалась от традиционного чая:
— Уважаемый раввин, я не хочу отнимать у вас много времени, поэтому не будем ходить вокруг да около.
Моя дочь мне о многом поведала, даже о большем, чем бы хотелось.
Вы вчера только затронули эту тему, я имею в виду переход в иудаизм и поэтому сегодня с этого начнём.
Я всё равно не понимаю для чего ей проходить этот геур, она и так по рождению стопроцентная еврейка, и если ей хочется придерживаться определённых традиций, то я этому не помеха.
Я даже не могу пока предположить для чего, ей это понадобится официально, но если даже да, то и тогда, с этим не будет теперь проблем в свете того, что обнаружилась её настоящая мать, с которой у нас нет и не может быть разногласий.
Вы отлично знаете, что Аня учится в университете и не дай бог, дойдёт туда кляуза о её религиозности.
Мы хорошо понимаем какие будут тогда последствия, поэтому светиться ей здесь нужно, как можно реже.
Я прожила бок о бок со старым ксёндзом, дядей одного из моих мужей и он, несмотря на всю его набожность, умолял меня не играть в героя и не шутить с властями.
В органах КГБ я бывала и не раз, и только, благодаря предупреждениям ксёндза Вальдемара, я в Сибирь поехала, по своему почину, а не распоряжению властей.
В моей биографии по меркам властей далеко не всё чисто и ясно, достаточно того, что все три моих мужа по разным причинам отсидели в лагерях.
Простите меня за резкость, но вам нечего копаться в моей жизни, а после того, как нашлась мать Ани, то вовсе не стоит ворошить прошлое, факт появления у меня дочери, она может вам легко подтвердить, по тому же каналу, по которому вы получили от неё письмо, а до этого разыскали её в далёком Израиле.
И последнее, что решилась вам сегодня рассказать, а скорей всего попросить, и сама не понимаю даже почему это делаю, но кто его знает, может и тут будет в ваших силах найти какие-то концы…
Пинхас не сводил глаз с Фроси, в его глазах она не видела недовольства от её прямоты и напора, осуждения выше ею сказанного, а скорей восхищение:
— Да, Да, продолжай, пожалуйста, всё, что в наших силах и возможностях мы с удовольствием сделаем для тебя.
— Мой третий муж, а в законном браке я была только с первым, был тоже евреем, звали его Семён Вайсвасер.
Так вот, в конце двадцатых или вначале тридцатых его родителей арестовали, а они были какими-то шишками у новых властей.
Их дальнейшая судьба была сыну неизвестна, который волею судьбы после ареста родителей оказался на улице, он умер в пятьдесят седьмом от раны полученной на войне.
У меня остался от него сын Сёма, и возможно у него живут на земле где-то близкие родственники.
Я хочу попытаться найти кого-нибудь, ведь он подрастёт, и у него, возможно, возникнет ко мне масса вопросов…
Я умоляю вас, простите меня за сегодняшнюю болтливость, вчера был очень тяжёлый день и ночью я почти не сомкнула глаз, всё думала о предстоящем нашем разговоре.
Вы же знаете, что я сама привезла Анечку в Вильнюс и привела в синагогу, и нисколько об этом не жалею.
У неё тоже нет ко мне на этот счёт претензий.
Оттого, что я раскрыла правду о её происхождении, она меня меньше любить и уважать не стала.
Поэтому я хочу также поступить со своим сыночком, а вы бы его увидели, какой он Вайсвасер…
И Фрося вдруг разразилась заливистым смехом…
— А когда он пойдёт в школу, а возможно и раньше, у него возникнут трудности, я это уже проходила.
У меня такое чувство, что любовь к евреям кроме меня мало кто питает…
И она опять залилась смехом…
— Сообщаю вам, что все мои дети носят мою девичью фамилию, они Госпадарские.
Вот, вроде и всё, что хотела вам рассказать и, чем хотела поделиться, можете осуждать, не соглашаться, а можете и попросить уйти и больше не приходить…
После своего бурного монолога Фрося как-то приосанилась, плотно облокотилась о спинку стула и прямо посмотрела в глаза раввина.