Фрейдзон Овсей Леонидович
Фрося. Часть 3
глава 1
Май, что в Сибири, что в Поставах, что в Москве... везде это месяц, когда всё вокруг расцветает, когда природа щедро раздаривает земную благодать, а люди, сняв с себя тяжёлые зимние одежды, оголяют шею, руки, колени, подставляя их под приятное тепло весеннего солнышка, и от этого выглядят свежо и радостно.
Фрося возвращалась с ночной смены из больницы в кардиологическом центре, где она уже семь лет работала санитаркой.
Не смотря на усталость, бессонную ночь и разброд в мыслях обновление природы и на неё действовало одухотворяюще.
Почему-то не захотелось возвращаться так рано домой и она решила проигнорировать общественный транспорт, и пройтись пешком.
Фрося шла уже по хорошо знакомой улице, вдыхая утренний весенний воздух и проходя мимо памятного сквера (в котором четырнадцать лет назад, приняла судьбоносное решение рожать ребёнка от Семёна), и снова подчиняясь велению души, без колебаний завернула под ту же сень деревьев, и уселась, может быть даже на ту же самую скамейку.
Солнце пробивалось сквозь молодую листву, отражаясь синим пламенем в сапфировых глазах Фроси.
Она закинула на верхний край скамейки голову, с удовольствием принимая на лицо благодатные солнечные лучи: Да, наслаждаюсь солнышком, а, когда-то живя в деревне, а позже в Поставах, к этому времени уже мои лицо, руки и ноги покрывались устойчивым загаром, а веснушек было не счесть...
И она невольно улыбнулась этой мысли.
Наверно, годы всё же дают о себе знать, ведь в январе проскочила своё пятидесятилетие.
Как всё же стремительно несётся время, кажется, совсем недавно, отгремела свадьба её старшего сына Стасика и она отправилась в неизвестность на встречу возможному замужеству, которое так и осталось возможным, её постигло разочарование в мужчине, которого, скорей всего, сама себе придумала от безысходности одиночества... и вот Москва.
Кто она - деревенская девчонка до восемнадцати лет, а затем двадцать пять лет жизни в до ужаса провинциальном городке Поставы, к этому можно ещё добавить, почти год прожитый в Сибири...и вот она москвичка.
Москвичка, москвичка... далеко не сразу она привыкла к этому слову, да, что там слово, к этому определению, а скорей всего, званию - столичный житель.
Кто бы мог подумать, что она, столько лет промыкавшаяся в жилье без удобств, будет жить на двенадцатом этаже в благоустроенной трёхкомнатной квартире, да и ещё с балконом и мусоропроводом.
Многое из того, что имеет сегодня, она обязана маме Кларе, так она стала называть мать Семёна почти сразу же после приезда в Москву на постоянное жительство в её квартиру.
Ах, как она была против того, что Фрося пошла работать в больницу санитаркой, ворчливо гудела своим низким прокуренным голосом:
- Доррогуша, ты с ума сошла, мне стыдно перрред памятью своего сына, нам, что срредств не хватает, живи, навёррстывай, что упустила в жизни.
Я бы тоже кинулась во все тяжкие, так, кто на меня позаррится, но это я пошутила, но почему бы тебе не посещать театрры, концерррты, музеи, наслаждаться обществом такой интерресной старрой женщины, как я, а на самом деле могла бы завести толковых подрружек, и более того, подыскать себе хоррошую парртию или так, для времяпррепррровождения серрьёзного мужчину.
Нет, Фрося не спорила с ней, а откровенно смеялась.
А та не унималась:
- Ну, почему санитарркой и в трри смены, это так тяжело, можно вон пойти в газетный киоск журналы прродавать или в гардерроб в театрр... я же понимаю, что ты в торрговлю в Москве пока не годишься, но, прридумать только - санитаррка...
Фрося не стала объяснять милому сердцу человеку, что после того, как вскоре по их приезду с малым Сёмкой в Москву, Клара Израилевна попала в больницу с гипертоническим кризом, и именно в эту больницу, где она когда-то искала следы своего любимого, и где узнала про свою позднюю беременность - и она решила, что это судьба.
К сожалению, здоровье её обожаемой мамы Клары становилось всё хуже и хуже, и всё чаще и чаще она лежала в этой больнице, и у Фроси появилась возможность быть рядом у её постели не только в часы приёма.
А, что, работа, как работа, ей ли бояться физического труда, да и для неё привыкшей не к таким нагрузкам эта трудовая деятельность была сущая безделица.
Ладно, что я рассиделась здесь, можно подумать делать вовсе мне нечего, вот скушаю мороженное и пойду домой, надо обед сготовить к Сёмкиному возвращению со школы, с мамой Кларой вовремя готовки поболтать, скучно ей становится, ведь на улицу уже не выходит, с палочкой чуть до туалета добирается, ну, и конечно покурить на балкон, по-прежнему курит, как паровоз...
Фрося подошла к лотку, где продавали мороженное, купила сразу три порции и уселась опять на свою скамейку, и с наслаждением предалась любимому лакомству.
В считанные минуты проглотила всё, вытерла руки и лицо салфеткой, подкрасила губы и отправилась домой.
Поднявшись на лифте на уже привычный двенадцатый этаж, отпёрла своим ключом дверь и крикнула с порога:
- Мамочка Клара сейчас чай будем пить, наверно заждалась меня.
Ответная тишина иглой воткнулась в сердце...
- Мамочка Клара...
Уже тише, переходя на шёпот, позвала Фрося и не разувшись, вбежала в зал.
В своём любимом кресле, бывшем Вальдемара, с газетой в руках, свесив голову на грудь, сидела уже мёртвая её мама Клара.
глава 2
Смерть Клары Израилевны не стала для Фроси большой неожиданностью.
Она понимала, что годы, а скорее дни, плохо себя чувствующей свекрови сведены к минимуму, не смотря на то, что возраст был ещё далек от критического, что такое семьдесят два года... но сколько выпало на долю этой женщины хрупкого телосложения, но невероятной силы воли, мужества, энергии и жизнелюбия.
Мама Клара стала для Фроси за последние почти восемь лет настоящей подругой, заменившей ей в полной мере, находившихся вдалеке Аглаю и Олю.
С горькой усмешкой подумала, почему-то в мыслях о подругах не мелькнуло имя её обожаемой дочери Ани...
Эх, Аня, Аня...как они отдалились за последние годы друг от друга и в этом нет ничего удивительного, в жизни дочери появился мужчина, который стал в последствии её мужем.
С первого взгляда и разговора с Мишей, Фрося поняла, что в этом человеке заложена та притягательная сила, которая оторвёт от матери её девочку, но помешать и воспрепятствовать этому союзу, она была бессильна.
Фрося подняла заплаканные глаза и посмотрела на разглаженное смертью лицо дорогой мамы Клары: если бы не её поддержка, как бы она справилась с отдалением от неё дочери...
Ах, боже мой, если бы только отдаление, ведь понятно было, что Аня заневестилась и в любом случае на её жизненном пути встретился бы парень, с которым она связала бы свою жизнь брачными узами.
Всё это так, но брак с Мишей и последующие события, могли просто свести с ума.