Милый Фросик, хватит нам уже оплакивать будущее, надо его, как можно надёжней обезопасить.
Срочно свяжись со своей подругой и строго накажи, чтобы все приобретенные меха, спрятала куда подальше, в Москве с ними появляться пока близко нельзя.
Может позже после моего отъезда вы их сами потихоньку реализуете, тут я рассчитываю на твою деловую хватку.
Перед отъездом я тебя сведу кое-с кем, но обращаться к ним будешь только в самом крайнем случае, это криминал, но эти люди мне много должны, я их часто выручал, поэтому обратишься к ним без всякого страха и не думая о расплате, всё оплачено мной далеко вперёд.
Милый мой Фросик, на днях я подаю документы в Овир с ходатайством на выезд на постоянное проживание в Израиле.
Не округляй глаза, я туда не поеду, это только для того, чтобы выбраться из этой страны, а куда я рвану из пересылочного лагеря, пока не решил, может это будут штаты, может в Европе задержусь, а очень даже может быть, что поплыву в далёкую Австралию.
Конечно же, у тебя возникает естественный вопрос, а почему всё же не в Израиль, ведь я еврей и жена моя тоже, но это Фросенька по паспорту, а по осознанию я не принадлежу ни к одной нации, для меня политика не имеет никакого значения, любой мир для меня лучше самой справедливой войны.
Вот поэтому не Израиль, история показывает, что в этой стране никогда не будет мира.
Про свои деньги ни мне, а тем более кому-то другому даже не заикайся, я рад, что ты скопила достаточную сумму для жизни, вот и пользуйся на здоровье.
Перед отъездом постараюсь подсуетиться и устроить тебя на хорошую и спокойную работу.
Да, с завтрашнего дня ты уволена с магазина, я уже отдал распоряжение.
Уясни твёрдо, больше от тебя не требуется никакой посреднической деятельности, ты вышла из дела, как будто в нём и не была, так будет спокойней для меня и лучше для тебя.
Со всеми нашими многочисленными знакомыми только раскланивайся и то тогда, когда они этого захотят.
Заруби твёрдо у себя на носу, ты только выполняла мои распоряжения, не вникая в суть сделок и не знакомясь с клиентами.
Да, ещё пикантная деталь, ты постоянно находилась рядом со мной, потому что была моей любовницей.
И не смотря, на такой серьёзный разговор, они вдруг вместе прыснули.
Фрося села на кровати, сложив под себя по-турецки ноги:
— Я может опять в твоём представлении, буду говорить глупости, но всё же послушай меня, мой любимый Марик, когда-то в после-военные годы, я попала в очень тяжёлую ситуацию, о многом я тебе рассказывала, но тебе не обязательно было это запоминать.
Так вот, в сорок восьмом году я уже вступила на этот тернистый путь, о котором ты мне только что напомнил — я продала в Вильнюсе царские золотые монеты, а за это в то время, наверное, был предусмотрен законом расстрел.
На вырученные деньги обзавелась живностью и всеми необходимыми продуктами питания и вырвала свою семью из тисков голода и, кто его знает, может быть и смерти.
По совету мудрого старого еврея, всем, чем только можно было, торговала на базаре и жила безбедно на зависть всем землякам.
Я ведь смогла поднять на ноги и дать образование старшим детям, и ещё многое могла бы себе позволить, но я тогда не умела брать блага от жизни и получать от неё настоящие радости.
Я очень тебе благодарна, ведь многому из того, как наслаждаться жизнью, имея достаточно приличный доход, научил меня ты.
Хочу тебе ещё раз напомнить, это были первые годы после войны.
Не пугай меня, я уже достаточно пуганная и перед следователями в органах тоже не один раз сиживала.
Поэтому говори только по делу, не щади ты меня от горькой правды никуда уже не сбежишь, ведь самое страшное сейчас состоит в том, что я теряю тебя.
Глава 10
При последних словах Фроси, Марк резко вскочил на ноги и совершенно голым нервно зашагал взад и вперёд возле кровати.
— Фросик, я тебя очень прошу, позволь на сей раз табачным дымом испортить свежий воздух в твоей спальне, нет больше мочи, как хочется закурить…
— Кури, кури, я ведь и раньше иногда тебе позволяла, а в гостиницах ты особенно у меня и не спрашивал.
Марк поставил локти на подоконник, устремив взгляд на улицу, а скорей всего, в никуда, стараясь выпускать дым только в открытое окно.
Оба понимали, что разговор ещё не окончен, но нужна была пауза, чтоб собраться с мыслями, здесь и так в эти минуты было сказано столько всего неприятного, а главное, сколько за этим сказанным в душе скопилось горечи.
Марк от первой сигареты прикурил вторую и повернулся к сидящей в прежней позе женщине: