Фрося обняла мужа:
— Ты всё шутишь, а мне ещё не хватает ко всем моим горестям потерять тебя…
— Не позволю судьбе подарить тебе ещё шанс — охмурить следующего соискателя на твоё сердце, а если ещё и на тело, то в гробу перевернусь. Нетушки, полетим ставить стимулятор.
— Марк, ты хоть сам-то понял, что сейчас наговорил? Можно подумать, что я, не успев потерять одного из своих мужчин, тут же кидалась на другого соискателя, как ты выразился…
— Так я не сказал, что ты кидалась, но вон тот сосед через пять домов от нас, когда с тобой разговаривает, весь слюной исходит, ты думаешь, я не слышу?
От последних слов мужа Фрося уже хохотала от души:
— Вот, дурачок, так дурачок, ты забыл, мне сегодня уже восемьдесят лет исполнилось, в свою морду уже не знаю, какой крем втереть, а она всё больше и больше на печёное яблоко становится похожей.
— Фросик, но ведь я щупал сегодня твоё тело, там такие арбузы, что я забываю про своё больное сердце…
— Это хорошо, что забываешь, но даже не намекай, у нас уже не остаётся времени на шалости, поехали в город…
Как ни уговаривал Марк Фросю, но она не согласилась на громоздкие американские модели машин, а остановила свой выбор на Тойоте.
Они заехали в деловую и торговую часть Майами и больше трёх часов потратили на всевозможные покупки. Фрося видела по лицу мужа, как его веселит её английский, на котором она бойко переговаривалась с продавцами, подбирая для него два костюма и в тон им сорочки, галстуки и туфли.
В израильском магазине она тут же перешла на польский со своей давней знакомой, а, зайдя в магазин русских деликатесов, вообще почувствовала себя не хуже, чем в Москве.
На обратном пути к дому, Фрося всё же заметила мужу:
— Миленький, тебе не нравится, как я разговариваю на английском?
— Что ты, Кондолиза Райс тебе позавидует…
— Вот ты смеёшься, а я сама слышу, как путаю слова и ставлю их в таком порядке, что порой стыдно становится.
— Не переживай, главное, они тебя понимают, а, когда им продать надо, то и на пальцах поймут.
— А знаешь, я вначале боялась рот открыть, а потом решила, что будет, то будет, и вперёд…
— Фросик, а скажи мне честно, ты не скучаешь по Москве, не жалеешь, что мы решили тут остаться?
— Маричек, честное слово, нет, я ведь всю жизнь путешествую и везде чувствовала себя как дома, а тут рядом со мной ты, и мне больше ничего не надо, только очень соскучилась по Танюхе и ребятам.
— О, а это мой третий подарок…
— Марк запрокинул голову на спинку сиденья и расхохотался.
— Марк, лучше по-хорошему говори, что ты ещё задумал, а иначе сейчас врежусь в столб от волнения.
— Ну, в столб не надо, самого распирает от желания одаривать и одаривать тебя ценными подарками… — к лету мы с тобой возвращаемся домой, а в июле к нам на два месяца приезжает Таня с Леной и Сёмочкой, а через две недели — Алесь с Анжелкой и маленькой Анечкой.
— Марик, что ты делаешь, я уже дороги не вижу…
Фрося тыльной стороной руки быстро, на ходу, вытирала глаза.
— Марик, а почему мне Танюха ничего про это не рассказала? Всё жаловалась на нехватку времени и на страх перед самолётами… Я ведь её все годы умоляю приехать, а она вся в работе, хоть бы на мужика какого-нибудь запала, на неё и раньше засматривались, а теперь при популярности и деньгах, думаю, и подавно…
— Фросик, я несколько дней назад разговаривал с ней, после того, как задумал все эти наши вояжи. Так вот, Таня чувствует себя очень неловко перед тобой, что не согласилась эмигрировать в Штаты, хотя в своё время клятвенно обещала. Она очень любит тебя, а про благодарность можно вовсе не распространяться, просто Ниагарский водопад льётся из её уст.
— Ах, какая там к чёрту благодарность, а я вот чувствую перед ней вину за своего Сёмочку. Нет, не потому, что он предпочёл жизнь смерти, а потому, что из-за своего ослиного упрямства сломал жизнь себе и моей невестке.
А ведь посмотри, Андрей был полностью прав, когда убеждал его чем-то в жизни поступиться и не переть напролом, а искать обходные пути, а мой Сёмочка лез напролом и чего добился?
— Да, Фросик, мне нечего тут возразить, выждал бы ещё пяток лет и шапку в охапку — дёрнул бы хоть в Штаты, хоть в Израиль, хоть в Европу. Такие мозги всюду бы схватили с распростёртыми объятиями, а он — телохранитель.
Фрося завела машину в гараж, и под ручку с Марком они, обвешанные покупками, зашли в дом, в котором вовсю гудел пылесос и ревела музыка. Фрося глянула на часы: