Перчаток не было.
Снова засунув руки в карманы, он поднялся по лестнице, продвигаясь быстро, но при этом контролируя каждый свой шаг, не позволяя безумию, дикости овладеть им. С его стороны было грубой ошибкой не носить перчаток (но он же, в конце концов, не замышлял убийство, а в его подсоз-нании, которое могло загодя предположить возможность совершения преступления, даже намека не было на то, что еще до истечения ночи ему могут понадобиться перчатки), и теперь ему приходилось расплачиваться за свою оплош-ность. В доме, конечно, где-то должна была находиться хотя бы пара перчаток. Ему надлежало спешить: ведь даже в это время к Хаксли мог кто-нибудь заглянуть. Кто-нибудь из богатеньких подвыпивших друзей, имеющих привычку, не говоря ни "здравствуй", ни "прощай", зайти, выпить, поорать, посмеяться и уйти восвояси. До шести утра, когда за Хаксли должны были заехать друзья и поехать с ним сначала в аэропорт, а затем в Мехико-Сити, Эктону нужно было вы-браться из дома...
Эктон торопливо обшарил все ящики наверху, используя при этом носовой платок в качестве защиты. Он пере-ворошил семьдесят или восемьдесят ящиков в шести ком-натах, после чего будто языки свешивались из них, и про-должал рыться в следующих. Он чувствовал себя голым, неспособным делать что-либо, пока не найдет перчатки. Он мог протереть платком все в доме, отполировать любую поверхность, на которой оказались отпечатки его пальцев, но при этом случайно опереться о стену там или тут и таким образом пропечатать свою собственную судьбу микроско-пическими, извилистыми символами! Это будет его собст-венной, удостоверяющей его личность печатью на доказа-тельстве об убийстве, вот чем это будет! Это все равно что восковые печати в древности, когда, гремя папирусом, на нем цветисто расписывались чернилами, присыпали роспись песком, чтобы высушить чернила, и в конце послания при-кладывали перстень с печаткой на расплавленный алый воск. Так оно и будет, уж поверьте, если он оставит где-нибудь тут хотя бы один отпечаток своих пальцев. Он не пойдет так далеко, чтобы признать свою вину в убийстве наложе-нием собственной печати на улики.
Еще ящики! Успокойся, будь внимателен, будь осторо-жен, повторял он себе.
На самом дне восемьдесят восьмого ящика он обнаружил перчатки.
"О, мой Бог! Мой Бог!" Он со вздохом опустился на стол. Примерил перчатки, повертел ими перед глазами, за-стегнул их, с гордостью посгибал пальцы. Перчатки были серого цвета, мягкие, плотные, непроницаемые. Теперь он мог делать все что угодно своими руками, не рискуя оста-вить следы. В спальне перед зеркалом он показал себе нос и высунул язык.
"НЕТ!" -- прокричал Эктон.
Это был воистину зловредный план.
Хаксли нарочно свалился на пол! О, до чего же это дья-вольски умный человек! Прямо на дубовый пол упал Хаксли, а вслед за ним и Эктон. И они катались по нему, и тузили друг друга, и цеплялись за него, без конца покрывая его отпечатками ошалевших пальцев! Хаксли переместился на несколько футов -- Эктон пополз за ним, чтобы охватить его шею руками и давить ее до тех пор, пока не выдавил из него жизнь, словно пасту из тюбика!
Уже в перчатках Уильям Эктон вернулся в комнату и, опустившись на колени, начал тщательно протирать каж-дый дюйм пола, на котором могли остаться следы. Дюйм за дюймом, дюйм за дюймом, он все полировал и полировал пол, пока не увидел отражение собственного напряженного, покрытого потом лица в нем. Потом он подошел к столу и стал шлифовать его ножку, затем выше, всю добротную основу стола, добрался до его крышки, протер ручки ящи-ков. Обнаружив вазу с восковыми фруктами, он до блеска вычистил серебро, вынул из вазы несколько восковых фрук-тов и основательно протер их, оставив нетронутыми те, что лежали на самом дне.
"Я уверен, что не касался их", -- успокоил он себя.
Покончив со столом, он обратил свое внимание на кар-тину в раме, висевшую над ним.
"Я знаю, что не трогал ее", -- сказал он себе.
Он стоял, не спуская глаз с нее.
Он осмотрел все двери в комнате. Какими дверями он пользовался сегодня вечером? Он не помнил. Тогда протрем все. Начал он с дверных ручек, продраил их до блеска и тогда стал оттирать двери сверху донизу, не давая себе по-блажки. Потом он занялся мебелью в комнате и протер все кресла.
-- Это кресло, в котором ты сидишь, Эктон, старое, еще времен Людовика XIV. Пощупай его обивку, -- предложил ему Хаксли.
-- Я пришел не о мебели толковать, Хаксли! Я пришел ради Лили.
-- О, оставь это, тебе нет дела до нее. Ты же знаешь, она не любит тебя. Она сказала, что завтра поедет со мной в Мехико-Сити.
-- Да пошел ты со своей дурацкой мебелью!
-- Это прекрасная мебель, Эктон, будь порядочным гос-тем и потрогай ее.
На материи могли остаться отпечатки пальцев.
-- Хаксли! -- Уильям Эктон уставился на лежавший пе-ред ним труп. -- Ты что, догадался, что я собираюсь убить тебя? Твое подсознание -- так же как мое -- заподозрило во мне убийцу? И это твое подсознание надоумило тебя за-ставить меня обойти весь твой дом, трогая руками, пере-кладывая, обглаживая старинные книги, посуду, двери, кресла? Ты что, был такой умный и такой подлый?
Зажатым в руке платком он протер все стулья. Тут он вспомнил о трупе -его-то он не обработал. Он вернулся к нему и, поворачивая его так и сяк, протер его со всех сторон. Даже почистил ему ботинки -- ничего не пропустил.
Когда Эктон занимался ботинками, его лицо исказила гримаса беспокойства, он тут же поднялся и направился к столу.
Он снова вынул из вазы фрукты и тщательно протер те, что оставались на самом ее дне.
"Так-то лучше", -- прошептал он и вернулся к трупу.
Но когда он опускался на пол возле трупа, веки его дернулись, челюсть отвисла -- он заколебался, потом встал и снова направился к столу.
Он протер раму картины.
За этим занятием он вдруг сделал открытие...
Стена.
"Но это глупо", -- подумал он.
"О!" -- вскрикнул Хаксли, отражая его нападение. Во время их стычки он оттолкнул Эктона. Тот упал и, подни-маясь, оперся о стену и снова набросился на Хаксли. Он задушил Хаксли. Хаксли умер.