— Ты кто таков?! — крикнул было один.
— Прячьте-ка лучше, чем расспрашивать, — отрезал Фрунзе.
И вот он исчез.
— Где бегляк?! — заорали, вломившись следом, жандармы.
— Не знаем, — отвечали жильцы барака.
— Как так не знаем? Видали?
— Никак нет…
— Куда же он делся? В воздухе, что ли, растаял?
— Не знаем, не знаем, служивые, — стояли на своем плотники.
Пока жандармы шарили под нарами, переворачивали тюфяки, проверяли жильцов по списку, Михаил Фрунзе был уже далеко. Хозяева барака выпустили его через погребной люк. Скрываясь в высоких зарослях лебеды и крапивы, он благополучно перебрался на другую сторону Талки. Плотники не выдали большевика Трифоныча.
«Талкинский университет» был на время разгромлен. Но как только по городу разнеслась весть о налете полиции на Талку, рабочие дали, наконец, волю долго сдерживаемой ярости. Загорелись дачи и особняки фабрикантов. Из окон городской управы со звоном полетели стекла. Словно ураган пронесся по ивановским улицам.
Фабрикант Бурылин в те дни писал своим родственникам:
«То, что произошло за три дня, не поддается описанию. Невиданная картина событий. Я лишен кучера, сам кипячу чай, с фабрики последнего сторожа сняли, сам охраняю фабрику. Начальство растерялось. У наших нет единого мнения. Мое честное убеждение — надо поскорее идти на небольшие уступки рабочим требованиям. Нам угрожают колоссальные убытки. Две партии непромытого вареного товара преют в котлах, в красильной — мокрые ролики. Мне известно из достоверных источников, что руководители забастовки — люди приезжие, с образованием. Руководят хлестко. Чувствуется в городе двоевластие. Рабочие не хотят договариваться на своих фабриках, выставляют общие требования».
Недешево обошлась бойня на Талке ивановским фабрикантам.
Забастовка продолжалась. Упрямо, со стиснутыми зубами ткачи-ивановцы подтягивали потуже свои пояса.
— Не сдадимся на милость…
Полиция из кожи лезла вон, стараясь напасть на след Михаила Фрунзе. И в одиночку и патрулями разыскивали полицейские неуловимого Трифоныча, а он был поблизости: то в самом Иванове, то в Кохме, то в Шуе, и всюду продолжал революционную работу.
* * *Стачка всколыхнула весь Иваново-Вознесенский район. Она охватила десятки тысяч рабочих и работниц и стойко продолжалась почти два с половиной месяца (начало мая — конец июля).
Десятки тысяч участников этой знаменитой стачки, руководимой Московским и Северным комитетами партии большевиков, впервые в истории революционного движения в России создали Совет уполномоченных. Он был, по существу, первым Советом рабочих депутатов, прообразом советской власти.
Накануне стачки и в ходе ее Фрунзе неустанно сколачивал боевую дружину из наиболее преданных делу партии рабочих; он обучал их обращению с оружием, организовал доставку огнестрельного оружия и изготовление ручных бомб своими силами.
Это была первая военная работа Фрунзе, которую поручила ему партия.
В то же время Фрунзе продолжал и пропагандистскую работу. Он удачно вел ее даже среди расположенных в районе воинских команд.
Общеизвестно, что царское правительство считало казаков наравне с гвардией, вербовавшейся главным образом из кулачества, самой надежной своей опорой.
Но среди казаков встречались и иные люди. Видимо, к числу таких принадлежал и молодой вахмистр фельдшер Воротынцев, с которым Фрунзе познакомил шуйский большевик Сабуров.
Обаянием своей личности Фрунзе мог покорить и не такого человека, здесь же сразу почувствовалось, что каждое слово попадало на благоприятную, податливую почву. Первая встреча произошла в так называемой Марьиной роще, близ Шуи.
— Неужели вам не претит, — спросил Фрунзе молодого казака, — что казачество считают лютыми церберами вроде опричников былых?
Собеседник его заметно сконфузился.
— Претит, конечно… — пробормотал он. — Да что поделаешь, служба, присяга. К тому же давно так ведется…
— Но ведь и Ермак, и Степан Разин, и Пугачев тоже были из казаков, — возразил Фрунзе. — А какой славой овеяли они русское казачество…
Довод был убедительный, доходчивый. Вахмистр- фельдшер выдвинул мысль о встрече уже не с ним одним, а с целой группой молодых казаков на одном из шуйских кладбищ. Это уже пахло немалым риском. Вдруг засада, ловушка?