Михаил Васильевич держался в стороне от политической борьбы, но его вовлекли в эти интриги. Фрунзе сблизился с Григорием Евсеевичем Зиновьевым, который вошел в советскую историю жалким и презираемым человеком.
Никита Сергеевич Хрущев уже на пенсии вспоминал, как главный партийный идеолог Михаил Андреевич Суслов возражал против публикации повести Эммануила Казакевича «Синяя тетрадь». Казакевич описал, как Ленин накануне Октябрьской революции укрывался от ареста в Разливе. Вместе с ним находился его верный сотрудник Зиновьев.
Но после многих лет сталинской фальсификации истории Суслов никак не мог примириться с тем, что имя Зиновьева упоминается рядом с именем вождя!
Хрущев рассказывал, что повесть Казакевича разослали всем членам президиума ЦК.
— Кто имеет какие-нибудь соображения? Почему эту книгу не следует печатать? — спросил первый секретарь ЦК.
— Ну, товарищ Хрущев, — Суслов вытянул шею, смотрит недоуменно, — как же можно напечатать эту книгу? У автора Зиновьев называет Ленина «товарищ Ленин», а Ленин называет Зиновьева «товарищ Зиновьев». Ведь Зиновьев — враг народа.
«Меня поразили его слова, — вспоминал Никита Сергеевич. — Разве можно извращать действительность и преподносить исторические факты не такими, какими они были на самом деле? Даже если мы отбросим то обстоятельство, что Зиновьев враг или не враг народа, то сам факт бесспорен: действительно, в шалаше находились вместе Ленин и Зиновьев. Как же они общались между собой? Как обсуждали текущие вопросы или хотя бы разговаривали за чаем в шалаше? Видимо, называли друг друга словом «товарищ». А я даже думаю, что Ленин обращался к Зиновьеву по имени — Григорий, ведь у них были тогда близкие товарищеские отношения. В первые месяцы после Февральской революции они придерживались по всем вопросам единого мнения…»
Не только в первые месяцы после революции, а и до самой смерти Ленина Григорий Зиновьев входил в ближайшее окружение вождя и пользовался его полным расположением. Они вместе провели в эмиграции почти десять лет, дружили семьями, вместе вернулись в Россию в апреле 1917 года, вместе написали книгу «Против течения».
Зиновьев не согласился с Лениным, когда Владимир Ильич предложил силой свергнуть Временное правительство в октябре, но этот знаменитый эпизод не испортил их личные отношения.
В протоколе заседания ЦК записано: «О т. Зиновьеве еще раз подтверждена полная недопустимость отделения его от т. Ленина и подтверждено решение об организации заседания пленума с его участием».
Ленинская партия представляла меньшинство общества. Вот почему многие тогда считали, что большевики не имеют права единолично управлять страной. В феврале 1917 года численность партии большевиков составляла всего 24 тысячи человек — в стране со 150-миллионным населением. К апрелю — увеличилась до 150 тысяч. К ноябрю — до 240 тысяч. Несмотря на бурный — в десять раз! — рост всё равно это была крайне малочисленная партия для реального влияния на огромную страну.
Вот почему члены ЦК Григорий Евсеевич Зиновьев и Лев Борисович Каменев в октябре голосовали против захвата власти. Оставшись в меньшинстве при голосовании, они, как положено, оповестив ЦК, в отчаянии обратились с письмом к Московскому, Петроградскому комитетам и областному Финскому комитету партии. Они развернуто аргументировали, почему нельзя идти на вооруженное восстание.
Каменев опубликовал в газете «Новая жизнь», издававшейся Максимом Горьким, заметку, в которой говорилось: «Взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для дела революции и пролетариата шагом».
Впоследствии сталинские историки назвали Зиновьева и Каменева предателями, уверяли, что они выдали план восстания. На самом деле в секрете ничего не держали. Процесс перехода власти к большевикам происходил постепенно. За десять дней до взятия Зимнего дворца, 15 октября 1917 года, «Петроградский листок» писал: «Вчера в цирке Модерн при полной, как говорится, аудитории прекрасная Коллонтай читала лекцию. «Что будет 20 октября?» — спросил кто-то из публики, и Коллонтай ответила: «Будет выступление. Будет свергнуто Временное Правительство. Будет вся власть передана Советам», то есть большевикам. Можно сказать спасибо г-же Коллонтай за своевременное предупреждение. Третьего дня Луначарский клялся, что слухи о выступлении — злая провокация».