Волданович в сочувствии покивал и тут же погрозил пухлым пальчиком:
– И ведь ни словом не обмолвился, а скрывал от меня такое великолепие столько лет.
Густая борода скрыла улыбку, но по блестящим скулам батюшки было понятно, как переполняет его радость.
– Придя сюда, вы и сами заметили, что место пока не готово. Я все мечтаю довести хранилище до ума – прибраться тут, оштукатурить стены. Придать вид. И не хотел раньше времени пускать гостей, но уж сегодня не сдержался.– Иоанн погладил бороду и грудь, что говорило об особом расположении духа, – А теперь и помощник имеется, – он посмотрел на диакона, – Полагаю, мой юный друг, с вашим участием работа спорится.
Кирилл протиснулся вперёд. Мямля и запинаясь, он начал изумляться:
– Батюшка Иоанн, это такая честь! Я и мечтать не мог служить под вашим началом, а уж быть введенным в узкий круг приближенных к хранилищу – для меня выше всех похвал, – Кирилл разволновался и старался накрутить во фразы побольше благодарности.
Довольный Иоанн посмотрел на Сашку:
– Хоть у кого-то достанет прыти мне помочь, – почти без укоризны бросил он сыну.
– Я рад за вас обоих, отец, – буркнул тот.
– Конечно, наипрекраснейшие иконы висят теперь в храме – прятать их тут, вдали от глаз прихожан, было бы жмотством, – батюшка отвлёкся от Сашки и неспешно побрел за остальными на выход, – Кое-что я позволил себе держать дома – те иконы, что не имеют большой ценности, но особо милы моему сердцу.
Волданович радушно улыбался, окидывая последним взглядом подвал и проговорил:
– Пора бы нам и честь знать.
Иоанн вызвался проводить гостей до ворот. Кирилл тоже было сунулся уйти, но батюшка задержал его для личной беседы с глазу на глаз. Чтоб поговорить о будущей службе и о взглядах на мир вообще. Диакон удалился в дом.
Пушистые туи вдоль каменной дорожки монастыря уютно темнели в сумерках вечера – приятная зелень среди заиндевевших земель холодного апреля. Тёмные тучи плыли медленно, низко и будто гудели от тяжести. Почва вновь поддалась ночному морозу и уже поскрипывала под ногами от инея. Поддувал ветер. Огромный каштан у боковых ворот зловеще трещал при каждом новом порыве. Когда-то, когда он был ещё зелёным и упругим, под его тенью гуляли монахи, а шаловливые поварята подбирали в траве колючие плоды. Теперь дерево скоротало свой век – каштан погиб старым раскидистым великаном и скрипел в ожидании топора. Он высох весь, за исключением одной широкой ветки, что ещё разрождалась редкими листами. Отец давно просил спилить каштан, а Сашка все пытался втиснуть его в плотную череду весенних домашних работ.
Холод быстро пробирал, Регина поежилась. Они с Сашкой чуть отстали от прочих. Она окинула взглядом каштан:
– У вашего дерева есть особая красота, – она задумчиво наклонила голову. – Оно обаятельно, словно старик, который ещё не утратил жажды жизни.
– Очень кстати ты напомнила, что каштан пора спилить.
– Нет-нет, – Регина взяла Сашку под руку, – я хочу нарисовать его. Такая тяга к существованию, такая отвага не должны пропасть. Я постараюсь отобразить на холсте контраст меж сухим потрескавшимся стволом и последней живой веткой. Это символ бесстрашия и надежды!
Сашка пожал плечами:
– Все равно из каштана уже не выйдет ничего путного, он готов.
Он прекрасен в своём стремлении.
– Крайне сомнительное представление о красоте, – усмехнулся Сашка.
– Сейчас не важно, что ты об этом думаешь, главное, не приближался к каштану, пока я не нарисую его.
– Тогда приносит краски завтра.
– Саша! – Регина устало закатила глаза, – Нужно подождать, пока не распустятся листья, иначе это просто сухая коряга.
– Его истинная ипостась.
– Ты зловредный…
Сашка заспешил:
– Сделаю все, что ты хочешь!
Покуда добрались до ворот, все продрогли, поэтому Волдановичи быстро попрощались и направились к дому. Иоанн проводил их взглядом, пока Сашка запирал висячий замок боковых ворот.
– Это ужасное дерево пугает прихожан, – Иоанн заложил руки за спину и смотрел на каштан со странным прищуром, – Как давно я прошу тебя избавиться от него, Александр? С прошлого лета. А ты не чешешься.
– Не переживай, отец, скоро ему крышка.
Под размашистый шаг Иоанна, они скоро вернулись к крыльцу. Уже на ступенях к дому отец настороженно остановился:
– Ты слышишь? – он поднял вверх палец, Сашка навострился, – Прислушался. Стоны и треск, похожий на рычание … Будто умирающая птица бьётся в лапах хищника, – дерево трещало на ветру. – Это каштан, он молит о пощаде. Он просит топора.