– Иоанн! – воскликнула матушка, – Андрей пропал, что же нам ещё делать?
Иоанн обнял её за плечи, чтоб немного успокоить:
– Знаем этих беглецов, проголодается и вернётся. А теперь прошу всех заняться своими делами, ребята, не опоздайте в школу. Кстати, кому-нибудь попадались на глаза мои часы?
Богдан неуклюже выступил вперед:
– Кхм… Отец, кое-что о часах…– замямлил он.
– Неужели ты думаешь о своих трижды пропащих часах в такую минуту! – Лика вскинула на отца горящий, гневный взгляд, – Папа, тебя ничем не прошибешь!
– Анжелика, ты повышаешь голос! – прогрохотал отец. Лика заторопилась ответить, но Сашка потянул её за собой в коридор:
– Ладно, ладно тебе, Лика, не нагнетай.
Скрипнув, отворилась входная дверь, в порыве общей надежды все устремились туда, но на пороге возник лишь Кирилл. Он уже был одет, как духовное лицо. Идеально черная ряса крепко стягивала грудь, а от пояса расходилась крупными плавными складками. Фасонистый покрой рукавов подчеркивал плечи на манер гусарского мундира. Сашку передернуло от неожиданного лоска:
– Щеголеватый дьякон, только этого нам и не хватало.
Тем временем Кирилл нашел глазами Иоанна и тут же потупил взгляд в застенчивом подобострастье:
– Доброе утро, батюшка, – отец остановил на нем вопрошающий взор, – Знаю, что удивил вас, но я справил облачение сразу по окончании семинарии – так рвался приступить к своим обязанностям.
– Что это ему позволено запросто врываться, без стука и предупреждения, как к себе домой! – вновь завелась Лика: – А если я не одета?
– Ты, кажется, живешь теперь в кельи, Анжелика, – притворно непонимающим тоном ответил отец.
– И правда, с моей стороны было бестактно, простите, батюшка, я вторгся в ваш дом, подобное не повториться.
Кирилл произнёс это в своей обычной заискивающей манере, исподволь, снизу вверх, заглядывая Иоанну в лицо и таким удушливым, пресыщено сладким тоном, что скулы сводило. Словно сунули под нос гниющую пряность.
– Опять он затянул гугнивую бубню, – Лика закатила глаза и, в поисках поддержки, посмотрела на брата. Сашка вперил в диакона нахмуренный взгляд и невольно напрягся. Он так сильно стиснул зубы, что послышался скрежет. Лика тронула его за плечо: – Саш?
– Ничего, идем.
Тем же вечером Лика спустилась в подвал подыскать багет для неопалимой купины. Войдя в тёмное помещение хранилища, она услышала лёгкий шорох. Лика остолбенела, мурашки ужаса стянули кожу на шее и спине – вдруг это крыса? Крупная буровато-серая крыса с голым хвостом! Шорох повторился, стал даже громче. Наверняка, зверюга перебирает лысыми лапками старые монашеские манускрипты, чтоб сожрать их в своей норе. Лика сделала короткий шаг на стомых ногах. Звук затих – крыса почуяла угрозу. Если пошуметь она убежит или набросится? Наверняка набросится, проклятое отродье. Лика заставила себя заглянуть за стеллаж и напряжение отступило. Это не крыса! Это диакон.
– Что ты делаешь здесь? – она старалась напустить возмущения в голос.
– Я ээ… – Кирилл мямлил, как всегда, вид у него был зашеренный, будто Лика засекла его за преступлением. Странный, голодный взгляд заметался по углам – это раздражало.
– Хочешь сам найти раму? – Лика уперла кулаки в бедра, для пущей строгости, – Не утруждайся. А лучше сгинь, справлюсь без тебя, зараза.
Не говоря ни слова, Кирилл прошмыгнул прочь. Лика хотела полелеять злость на диакон, но облегчение от того, что в подвале нет крыс тёплым покровом расползлось внутри, вытесняя прочие глупости. Поиски оказались тщетны, подходящая рамка так и не нашлась. До времени Лика спрятала икону у себя, может получится как-нибудь заклеить.
5
Было как-то неспокойно. Тошно. Не до школы. Но Богдан не собирался идти в лес. Хоть все его мысли занимала Травница, Богдан ни за что больше не пойдет к ней. Ни под каким предлогом. Так он уверял себя, когда, свернув с дороги в школу, пошагал к реке. Он искренне надеялся, что переболеет Травницей и вскоре выбросит всякие мысли о ней из головы. И даже теперь, когда ноги сами принесли его к хижине за ручьем, Богдан искренне полагал, что лишь прогуливает школу, но никак не собирается высматривать Травницу опять. Он бродил по лесу кругами рядом с домом. Один прогул не повредит, вызовет вопросы, да, но большой роли не сыграет. К тому же сосредоточиться на уроках сейчас никак невозможно, лучше посвятить время своим мыслям, уладить их, привести в порядок разбросанные чувства, развеять домыслы, остудить встревоженное нутро. Ещё и Андрея нет рядом. Богдан ощущал нечто сложносочиненное, двояковыпуклое, нечто неоднозначное в связи с пробегом брата. Как он мог так поступить? Пройдоха, изнеженный баловень! Сбежать именно сейчас, когда он так нужен здесь, оставить Богдана наедине со столь деликатным, трепещущим делом. Когда Андрей попадал в передряги, Богдан всегда был рядом с ним, проблема становилась общей, её обдумывали, обмусоливали, обговаривали лёжа в постелях перед сном и находили выход. Чтобы ни свалилось на плечи Андрея, Богдан тут же был готов разделить участь брата. Теперь же Андрей улизнул. Оставил Богдана наедине с гнетущими мыслями, позволив тревоге вольно взрастать на благодатный почве одиночества. Богдана сильно задело исчезновение брата, он чувствовал себя покинутым, униженным, преданным. Интересно, где Андрей? Не хотелось думать, что он в беде, очень не хотелось, но мысли так и лезли в голову. В самом деле, Андрей сбежал из дома в такой промозглый холод и воображения не хватало сколько всего с ним может приключиться, а Богдан на выдумку силен. Впрочем, с ним этот выжига Герасимов. Герасимов ушлый хват, может и не пропадут. Почти наверняка это дурная идея с побегом принадлежит Мишке, хотя… Если окажется, что Андрей сам все придумал, Богдан не удивится – Андрей изменился в последнее время, раньше был просто дерганым, а теперь стал еще и мятежным.