Женя сдержанно кивнула:
– Спина – это больно. Страдания даны нам богом, дабы не забыть, что жизнь прекрасна, – Женя не была уверена в верности этого утверждения, но отец часто повторял подобное, вот и пришло на ум. – Иисус страдал за нас и погиб за наше спасение.
– Он воскрес потом, а я вряд ли очухаюсь если натружу поясницу до грыжи. Зачем ты заставляешь меня тягаться с полубогом?
– Чтоб не забывал, что все мы обязаны за дар жизни.
– И что ты уперлась со своим Христом! Мой прадед воевал с фашистами и помер в госпитале от осколка гранаты. Думаю, он достаточно страдал прежде чем околеть. Можно ли сказать, что он мучился и отдал жизнь за наше спасение?
У Жени не было вразумительного ответа, хотя, по правде, она только и ждала, что Дима даст отставку этой теме и можно будет с тихой совестью забыть о библии на оставшийся вечер.
– Я рада, что ты понимаешь, как много отдано за наше существование, – подвела итог она, берясь за щетку. – Отмоем полы и займемся стенами.
Дима кивнул и снова его веки приспустились в щенячьем выпрашиванье:
– Только уж ты сама ползай на коленях с кистью, а мне лишь подавай, – он выдавил сладкую улыбку,– Я же говорю – спина.
Женя не стала припираться. Выметая мусор, чтоб после отмыть пол она проговорила:
– Знаешь, тебе бы заняться чем-нибудь для души, – Женя начала издалека, украдкой присматриваясь к Диминому поведению, – Чем-то приятным и несложным, просто для собственного удовольствия.
Дима вдумчиво покачал головой:
– Я и сам не проч. Вся эта новая жизнь…– без определенной интонации промямлил он себе под нос, – И поиски работы утомляют.
– Есть мысль…
– Я хочу триммер!
– Что… Что это?
– Это бритва для придания аккуратных, фигурных форм бороде.
– Подумываешь открыть цирюльню?
– Да нет же, это мне. Я хочу эспаньолку.– Дима торжественно улыбнулся, но Женя не разделяла его радости, – Меняться, так меняться. Я хочу ухаживать за собой – это ли не признак выздоравливающего человека.
Женя медленно кивнула.
– Есть немного смысла в твоих словах.
Дима чуть подался вперед и вкрадчиво продолжил:
– Только – как бы помягче – ты же в курсе, как я ограничен в средствах. Не могла бы церковь предоставить мне триммер на аккумуляторе, как необходимую часть полноценного быта?
– Ты серьезно?
– Я без него не могу.
– Нет!– но тут Женя вспомнила, что следует быть сговорчивей: – Прости, я спрошу, конечно, но боюсь, что нет.
– Так и знал,– Дима сразу расстроился.
Женя уже не надеялась уговорить его, но сказала:
– Зато можно каждый день бить в колокола перед службой.
– Ты хочешь, чтоб я трубил наступление на проповедь!?
– Уммм… Да.
– За это хотя бы платят?
Женя помотала головой. Дима устало вздохнул.
– Скупердяи, – он потер лицо ладонями, а его плечи сразу как-то осунулись, стали покатыми. – Ладно,– вдруг пробормотал он, – Раз других развлечений мне недоступно.
Женя и поверила-то в услышанное не сразу.
– Спасибо.
7
Дверь деревянного флигеля набухла от уличной влаги, перекосилась и уныло шаркала о порог каждый раз, как ее открывали. Отец в задумчивости ходил из угла в угол, он заложил руки за спину, нахохлился, и не сразу заметил, что Сашка вошёл. Тот был с головы до ног в опилках, а длинные волосы собраны в хвост, что торчал на затылке маленьким крючком. Иоанн понял, что Сашка только что вернулся домой:
– А, наконец ты. Сядь, поговорим, – Сашка послушался, а Иоанна указал на икону Архангела Михаила,– Ты видел ее, Александр? Она восхитительна, просто восхитительна – произведение искусства! Взгляд Михаила, меч – икона в прекрасном состоянии, хоть и старинная. Глядя на нее хочется дышать полной грудью, Михаил словно призывает нас бороться со скверной, дать волю душе, размахнуться! О, это вдохновляет, тебе так не кажется?
– Кажется,– без всякого выражения подтвердил Сашка.
Последнее время разговоры во флигеле всегда начинались с Архангела. Отец оторвался от иконы и снова заходил:
– А старинное распятие, ты не отдавал его студентам на реставрацию?
Сашка недоуменно взглянул на отца:
– А должен был?
– Нет. – Иоанн сел на свой стул с высокой спинкой и подался вперед. Он заговорил быстро, с видом человека, нашедшего благодарного слушателя: – И я не отдавал, но собирался, там эмаль поистерлась да кое-где уже заметно время. А распятие пропало. Помню же, видел его когда мы спускались в хранилище с Марком Всеволодовичем, я специально не стал показывать его, хотел похвалиться красотой уже после реставрации, но ума не приложу, куда его запропастил. Ох, я очень рассеян в последнее время, то часы потерял, теперь вот распятие. Но я отлично помню, что не брал его после визита Волдановичей, даже не спускался в церковный подвал. К тому же не смог найти две иконы – помнишь ли, похожи в исполнении, как сестры – хотя лежат они всегда в одном и том же месте. На верхней полке в стеклянном шкафу. Они хранились там уже несколько лет, их отреставрировали давно. Ты залатал крышу в общежитии, там текла?