– Пожалуй я просмотрю записи сам, если ты не против?
Батюшка как-то жалко скукожился в своем кресле, уткнулся в бороду, насупился, засопел. Он вяло повел ладонью в воздухе, но кисть безвольно шлепнулась на стол – Сашка не понял жест.
– Нет, библии у нас из церкви таскают часто, но я и за воровство это не считал никогда. Пусть забирают писание, пусть читают, вникают. Но так, под покровом тайны, цинично и грубо, влезть в храм и выгрести ценности, это уже…– он сделал тот же неопределенный жест рукой, – Это непристойно!
– По меньшей мере.
– Все мы созданы по образу и подобию; всего-то нужно каплю смелости, чтоб быть добрее, чтоб отыскать в душе светлые силы. Как же часто я убеждаюсь, что пакости творятся от трусости, а великие дела – лишь от большой отваги сердца…
Сашка тихонько встал и направился к двери, отец окунулся в размышления и это грозило затянуться. Иоанн бросил на него непонимающий взгляд:
– Так скоро уходишь?
– Хочу взглянуть на опись, – Сашка приподнял каталог. Иоанн ткнул в него пальцем:
– И поскорее, – отец проводил его взглядам, но уже у двери окликнул, – Александр, – то был уже совсем другой голос, голос прежнего, уверенного в себе Иоанн, властелина монастыря. Сашка обернулся, – Каштан.
Он кивнул.
– Есть вести от Андрея?
Иоанн мотнул головой:
– Ни слуху, ни духу.
– Ты, кажется, не очень-то взволнован?
– Я знаю, почему он убежал.
– Почему же?
Отец неопределенно поводил плечами:
– Пусть сам расскажет, когда вернется. Дааа, – протянул отец, уходя глубоко в свои мысли, – У есть меня все основания полагать, что он воротиться уже скоро.
Сашка ушел, а батюшка выдвинул ящик стола и достал оттуда пузырек. Где это видано, чтоб спустившись в хранилище, он недосчитался икон! Срам какой-то… И ладно бы только это, тут еще дети совсем распоясались. Иоанн отмерил сердечных капель в стакан и медленно выпил воду с резким камфорным запахом. И ладно бы только Анжелика – с ней всегда было непросто найти общий язык, но и Евгения что-то недоговаривает. А недавно жаловались из школы, Богдан перестал посещать уроки, раньше такого не случалось. Что там говорить, с Богданом никогда не было проблем. Иоанн старался понять, с чего бы в сыне такие перемены и на ум приходила дурная шалость Андрея. Такие выходки исподтишка подрывают сложный, годами плетеный из терпения, лишений и высоких ценностей воспитания, трудоемкий семейный уклад. Надо что-то делать! Надо? Он уже обратился в полицию, мальчишек ищут. Стоит ли отправиться на поиски самому, собрать волонтеров, чтоб прочесали лес вокруг городка, расклеить всюду объявления? Так ищут пропавших стариков, что вышли из дома и потерялись, или маленьких детей, или, в конце концов, тех, кто хочет вернуться. Андрей же знает дорогу обратно, но прячется. До времени пусть все остается, как есть. Только что он сказал Александру, что знает, почему Андрей убежал из дома. Это знание позволяет предполагать, что Андрей объявиться, стоит только его страхам отступить. Иоанн молил бога, чтоб это было так. Нужно немного времени, лишь толику терпения, чтоб не спугнуть сына шумными поисками и паникой. Пусть одумается сам. Батюшка потер виски – в треволнениях, когда напряжение дрожит у кончиков пальцев, сложнее всего решиться бездействовать.
Едва различимый звук донесся из-за двери. Он был такой мимолетный, невесомый, но вполне отчетливый – словно кто-то шебуршился в глубине коридора. Лика взглянула на часы, для Юрия ещё рано. Она насторожилась, а звук повторился вновь. Лика подкралась к двери и украдкой высунулась наружу. Коридор был пуст. Прислушиваясь, Лика на цыпочках пробралась по нему к пыльной, ветхой двери погреба. Еще издалека чувствовался плотный запах сырости – этот подвал всегда наводил на Лику жути, поэтому она ни разу за время, проведённое в кельях, не заглядывал в него. Прежде им пользовались. И дурные воспоминания о непросыхающей влаге, полупрозрачных паразитах-грибах на потолке, многоножках и склизкой гнили залежавшихся овощей взрастили отвращение к подобным местам. Но звук шел явно оттуда, там кто-то был! Лика приоткрыла старую дверь – непроглядная мокрая темень клубилась внутри, было так черно, что затаись там хоть армия, все равно не разглядеть. Но даже сквозь мрак, по чуть уловимой волне воздуха Лика ощутила движение. Она тут же захлопнула дверь и стрелой бросилась обратно. Даже вернувшись в келью Лика не чувствовала себя в безопасности, она заходила туда-сюда по комнате, чтоб успокоиться и принялась тереть ладонями плечи. Её колотило от страха. Ох уж эти кельи, тут не бывает приятной теплоты, или жара или холод. Сейчас было холодно. Лика закуталась в рыхлую вязаную кофту и достала спички, чтоб разжечь печь. Пальцы подрагивали, занемели, спички не слушались рук. Коробок вырвался и с настойчивым хрустом ударился об пол. Бесчувственными руками Лика подцепила его обратно. Холод пробирал до костей, жался изнутри к ребрам, а сердце ухало уже где-то в пятках. Кто-то коснулся плеча. Лика вскрикнула.