Выбрать главу

– Что это? – Регина оглохла немного и ей пришлось кричать, – Это же не ваш обычный перезвон?

– Вагнер…

– Мрачно.

– Нам лучше убраться.

Они быстро спустились по винтовой лестнице колокольни и Сашка запер дверь. От прозрачных лучей рассвета ни осталось и следа – туча глухой давящей тенью накрыла городок. Сперва, совершенно беззвучно, полетели первые крупные капли, спустя минуту в небе громыхнуло. На городок обрушился дождь. Он загудел, плотной косой стеной, низвергаясь на землю. Вытянутые капли со скоростью пули проносились в воздухе и шумно разбивались об асфальт, превращаясь в холодные и злые фонтаны. Ноги вымокли мгновенно. Сашка хотел укрыться на кухне бесплатной трапезы и уже выискивал ключи в кармане, но Регина его остановила. Она подставила лицо неистовым струям воды и зажмурилась. Капли азартно вбивались ей в волосы, исчезая в кудрях, как в теплом пуху.

– Это последний дождь на весну! – крикнула она, расстегивая и сбрасывая пальто, – Я не могу его упустить!

– Глупости! Конечно, можешь.

Регина стянула свитер и шлепнула поверх пальто. Сашка хотел возразить ей, но его внимание резко захватило обстоятельство, что Регина осталась в ночной рубашке.

– Ты в сорочке!? Почему ж тебя пришлось так долго ждать?

– У меня есть свои секреты.

Регина скакала под дождем, как умалишенная, высунув язык и крепко зажмурив глаза. За несколько минут краски мира исчезли, смылись дождевой водой, сменившись серыми, с металлическим отблеском, оттенками. Туча кряхтела старческим грудным хрипом, извергаясь гроздьями капель, словно из последних сил. Сашка подобрал одежду, схватил Регину и утащил под навес бесплатной трапезы. Ловко отпер дверь и они оказались в полутемной, пустой кухне. Без суеты и снующих людей это место казалось просторней и холоднее. Сашка протянул полотенце, но Регина не приняла его, а с довольной улыбкой плюхнулась на стул.

– Нам нельзя полуголыми танцевать под окнами монастыря после того, как мы переполошили округу несвоевременным набатом, – размеренно, стараясь донести смысл каждого слова, проговорил Сашка. Волдановичи, Регина, с присущим им высокомерием, считают, что позволено на свете им решительно все! Впервые Сашку это задело. Тут оказалось, что ночная рубашка вымокла и просвечивает. Ткань жадно прилипла к животу, втягиваясь в темную ложбинку и намекая на круглый, влажный пупок. Это… Смущало.

– Свитер сухой. Давай я заварю чаю, а ты пока переоденешься.

– Это джемпер, Саша.

– То есть, в смысле – имя?

– Есть разница между свитером и джемпером. А если ты хочешь говорить со мной на одном языке, Александр Чижов, научись разбираться в терминологии.

Если полное имя, значит все очень серьезно – Сашка давно это понял. Он налил воды в чайник и отвернулся к плите.

– Ладно, накинь его. Заболеешь под самый день рождения, а окажется, что я виноват – вытащил тебя из постели и держал в холоде все утро.

– Не хочу, – Регина медленно потянулась, прикрыв глаза. – Мне нравится чувствовать на себе дождь, это будоражит. Сразу кажется, что я принесла его с улицы сюда, – Регина хохотнула, – Кажется, будто я наделала, что-то запретное. Теперь я поняла, что ты говорил на колокольне про особое очарование утра – тихо, безлюдно и некого стыдиться.

– Регина, оденься!

А позже за завтраком отец, потрясая указательным пальцем, заметил:

– Ух и озороватый же этот твой подопечный, Евгения.

У Жени все застыло внутри:

– Что он натворил, отец?

– Вздумал бить в колокола чуть свет и перебудил, небось, пол округи!

– О, ну я… Поговорю с ним.

– Будь добра.

Сашка хотел вклиниться в разговор, чтоб хоть как-то разъяснить произошедшее, но, к своему удивлению заметил, что отца мало интересует колокольный перезвон на рассвете. Батюшка быстро ушел в свои мысли, пряча мрачное выражение лица в складках морщин.

Тем же вечером Дима, развалившись на мягком кресле, только усмехнулся:

– Я оттарабанил набат вовремя, а если вашему батюшке мерещатся колокола на рассвете, пусть проверит кукушку.

9

Тишина состоит из шелеста ветвей и воскликов птиц, из глухого поскрипывания деревьев, легкого ветерка, перешептывания трав, дождя. Давно, еще до Травницы, Богдан привык представлять себе, как в будущем станет жить один. Часто, в выдумках он селился в лесу именно потому, что в лесу нет людей. Богдан для себя решил, что семья и общество – авантюра непосильная. Самовольно захомутать себя связями, быть зависимым, несвободным и легкодоступным в любую секунду существования, подвязанным на нуждах других людей – это безумная, безответственная самоотдача только для уверенных в себе. Таких, как отец. Он сколотил свой мир на представлениях о благодеянии и праведности. Итого, ни мгновения не бывает один, всегда в делах, всегда в готовности. Его дергают прихожане, он должен, вечно должен, этим благотворительным организациям, Андрей и Лика травят его нервы без сна и передышки. Богдан не собирался заводить семью. Это слишком самоотверженно! Вообще, удивительно, с какой легкостью взрослые, на первый взгляд, рассудительные люди, взваливают на себя тонну ответственности за чужую жизнь. Зачем на такое идти? Разве что некуда деть свободное время и силы, страшно остаться наедине с собой. Такое чувство, будто люди открещиваются от необходимости созидать, воплощаться, а торопятся родить нового человека, чтоб взвалить на него надежды и скинуть с себя спрос. Что-то бестолковое происходит в мире.