Андрей не понял, был ли это прямой вопрос или смутный призыв к размышлению. Он долго смотрел на отца, но так и не выдавил ни слова.
– Не упрямься, – снова молчание. – Ступай, – сказал батюшка Иоанн, – сейчас ступай, а завтра скажешь, что надумал.
Андрей направился к двери, но у самого порога отец снова заговорил:
– Ты умный мальчик, Андрей. Думаю, ты найдешь в себе силы поступить правильно. – И другим тоном добавил: – Хорошенько подумай!
Андрей не обернулся. Вот уж о чем не хотелось думать! Внутри стала подниматься до тошноты знакомая волна тревоги. Из старательно заколоченных тайников души просачивалось мятежное беспокойство, потянул лапы к горлу едкий страх. Андрей торопливо преодолел монастырский двор, вошел в дом и тихонько скользнул в свою комнату. Богдан ютился в углу, он уже закончил на кухне и теперь читал при свете настольной лампы – скупого солнца нынешней весны не хватало даже для страниц книги.
Андрей присел на край кровати и закусил ноготь. Он старательно отгрыз выступающую часть на большом пальце, отковырнул уголок, подцепил и оторвал заусенцы и остервенело впился в другую руку. Вдруг стало зябко, словно от холодного ветра и Андрей растер плечи ладонями. Богдан отложил книгу:
– Ну что стряслось? – брат не ответил. – Андрей, зачем звал тебя отец?
– Звонили из лечебницы, – промямлил Андрей с пальцем во рту, – мой дядя умер. Тот самый дядя…
– Уммм, – протянул Богдан, и на некоторое время повисла тишина. – И что дальше?
– Отец хочет, чтоб я поехал на похороны.
– А ты?
– Я даже знать об этом ничего не хочу, Богдан. Я только-только сложил мысли на место, свыкся с прошлым и решил не вспоминать об этой истории, а тут такое!
– А ты сам, что думаешь о его смерти?
Андрей дернул плечами:
– Ничего. Помер и ладно.
– Ну вот и решено – нечего тебе делать на этой панихиде! – Богдан снова уставился в книгу. Но Андрей снова его дернул.
– Отец настаивает! Ты бы слышал его, Богдан, он прямо склонял меня к поездке. Взывал к милосердию, к православной праведности и требовал простить дядю – проводить его с легким сердцем. Якобы, освободить душу от оков обвинений, забыть обиды, – Андрей высокопарно развел руками. – Очиститься.
– Андрей, ты делаешь из мухи слона. Не хочешь провожать дядюшку в последний путь – не надо. Ему уже все равно, будешь ты на похоронах или нет и отец это хорошо понимает.
– Андрей усердно погрыз палец:
– Я не могу отказать – это же наш отец!
– Богдан вскинул брови:
– У тебя какое-то нездоровое отношение к отцу?
– Не-а.
– Богдан снова уставился в книгу, но вскоре не выдержал:
– Перестань муслякать ногти, Андрей!
У Герасимовых что-то творилось. Перед домом стояла машина, входная дверь была нараспашку, а изнутри доносился шум. Мишкин дед не водил машину, Андрей знал это очень точно, так что видимо к ним приехали гости. И, судя по гаму из растворенной двери, гости нежеланные. Андрей осторожно ступил на мягкий половичок прихожей – из большой комнаты слышались ругань и несдержанные голоса, похоже там горячо спорили. Может, Мишка опять что-то напортачил и пришли разбираться? Андрей помялся у выхода. Вовсе никудышное время для визита, лучше потихоньку ускользнуть и не добавлять суеты. Вдруг дверь в конце коридора приоткрылась, оттуда выглянул Мишка.
– Ух, это ты! – он казался взволнованным и странно бледным.– Хорошо, что пришел!
Герасимов затащил Андрея на кухню и захлопнул дверь.
– Что такое у вас твориться? – спросил Андрей. Мишка не ответил, вместо этого он замер прислушался к голосам за стеной. – Давай, я потом зайду. Совсем не хочется здесь быть, когда…
– Останься! – нервно одернул Герасимов. Андрей послушно пристроился на табуретке, внимательно вглядываясь в друга. За последнее время Мишка здорово вытянулся и возмужал. Плечи стали широкими, а грудь тощая, щеки сильно впали, скулы выступили на лице и в вечерних сумерках жестко очерчивался его выдающийся профиль.
– Кто там пришёл? И почему такая ругань? – снова спросил Андрей.
Герасимов словно не слышал его. Он метался по кухне, затравленно озираясь и, время от времени, припадал ухом к стене, чтобы подслушать. Андрей тоже навострился, однако слов было не разобрать, лишь свирепые голоса.
– Мишка, объясни, что ты там выслушиваешь!?
– Герасимов зажато дернул плечом:
– Это мои родители.
– То есть как, твои… О! – Андрей вдруг почувствовал себя неловко, не зная, что сказать: – Так это же… Я думал, это хорошо.
Мишка бросил на него беглый взгляд и покачал головой: