– Мы идем в церковь? – поразился Мишка.– Я думал, мы идем к вам домой!
– Так и есть. Мы тут живем.
– В церкви!?
– Да нет же! Это не церковь, а старый монастырь! Мы живем там всей семьей. Отец ппп-переделал старое строение – там где раньше были кухни, сто-сстоловые и кладовые, теперь это наш дом.
– А как же монахи? – не унимался Мишка.
– Монахи не живут здесь давно! – пояснила Марина. – Их выгнали, а монастырь хотели разрушить, но не добили – слишком большая громадина. Потом он стоял заброшенный, а после храм решили восстановить. Когда отца направили сюда служить, он много чего тут отремонтировал и придумал, чтоб мы жили тут же. Чем ближе к храму, тем лучше!
– Никогда о таком не слышал! – подивился Мишка.
– Это п-п-потому что ты не местный. – объяснил Андрей. – В нашем городе все давно п-привыкли, что мы живем в старом монастыре. Только отец запрещает ходить через главные ворота – они для прихожан – мы ходим через боковые.
Ребята вошли на территорию монастыря и перед ними раскинулся красивый сад, по которому были разбросаны каменные строения. По левую сторону массивной глыбой высился храм. Его венчал большой черный купол с сияющим золотым крестом. Дальше храма выглядывала резная колокольня, а сзади к ней примыкал деревянный флигель, каторый перетекал в продолговатую каменную постройку. Вдоль стены тянулись приземистые домики с полуподвальными этажами, такие, где окна выходят прямо из земли.
– Да у вас тут целый город! – изумился Мишка. Над дорожкой раскинула листву большая яблоня. Тут и там по саду были разбросаны кустики шиповника, жасмина, акации, сирени и еще Бог знает чего! Ближе к храму тянулись вереницы свечек рябины и туи. А в углу, с правой стороны от ворот, корячился старый полусухой каштан. Его рваная тень окутывала низкое дряхлое здание с заколоченными окнами. Это зрелище совершенно не вписывалось в живую благодать монастырского сада.
– Это медвежий угол. – пояснила Марина, указывая на жалкий домишко и каштан. – Строение такое ветхое, что его уже не восстановить.
Мишка огляделся на месте и его внимание привлекла табличка у ворот, она гласила: " Все ворота и двери запираются в 22.00".
– О чем тут говорится?
– Это для людей, которы живут тут.
– Но вы же сказали, что здесь нет монахов! Тогда о каких же людях речь? – не понимал Мишка.
–Эээ, как бы объяснить… – Андрей собрался с мыслями. – Наша мама очень д-деятельная женщина. Она организовала группы психологической помощи для смертельно больных людей. А также собрания анонимных алкоголиков и бывших наркозависимых. Так вот, п-п-психолог, который тут работает – очень неп-неприятная женщина, надо сказать, но маме она нравится – п-психолог решила, что излечившиеся наркологические больные ( нам нельзя называть их алкоголиками и наркоманами), не могут оставить свой недуг в п-п-привычной для них среде обитания. П-проще говоря, после больницы они оп-пять возвращаются к своим друзьям и к п-п-пппр… обычному для них образу жизни. Этим людям рекомендуется сменить обстановку и стараться не видеться с п-п-прежними знакомыми, зажить п-поновому, короче говоря. Но не у всех есть такая возможность, вот мама сообразила устроить тут общежитие для выздоравливающих. На п-п-пппервое время, п-покуда они встают на ноги.
– Целое общежитие!? – округлил глаза Мишка.
– Оно совсем крохотное! У нас маленький г-город и не так много людей в нем нуждаются. Это напоминание у ворот для них. Сашка запирает все замки ровно в десять вечера. А вот и оно! – Андрей указал на постройку, что тянулась вдоль монастырской стены. У входа в общежитие было просторное крыльцо на котором сидел мордастый кот Парфен, а само здание выкрашены в неяркий розовый цвет. По соседству с ним располагалось такое же строение, но краска на нем была более старая и кое-где уже успела облупиться.