– Как можно т-т-тыкать себе в глаз карандашом!?
– Шли бы вы отсюда, я буду переодеваться!
Мальчики молча удалились. Вся эта возня с очками подтолкнула Богдана к одной весьма интересной идее, но он не ринулся сломя голову воплощать ее в жизнь, сперва нужно все обдумать! Поэтому он оставил Андрея у двери их комнаты, а сам отправился на улицу, чтобы побродить по пустынным аллеям и улочкам наедине со своими мыслями. Тем временем, отец Иоанн вошел в комнату девочек.
– Очень хорошо, Ажелика, что я застал тебя за этим занимательным занятием. – Лика крутилась перед зеркалом. – Посколько именно об этом и пойдет сейчас речь!
Лика закатила глаза и устало что-то проскулила, но отец не услышал. Он заложил руки за спину и принялся расхаживать взад-вперед по комнате издавая мерный шорох своей рясой.
– Мы множество раз говорили о том, как не престало выходить из дома! В ярких одеждах и побрякушках ты намеренно привлекаешь внимание к себе. И внимание это дурное! Анжелика, так не годится! Бойся сотворить себе кумира в лице тряпок! Не поклоняйся телу! Украшай душу, а не тело! Выглядишь ты сейчас безобразно, поскольку нацепила срам!
– У меня нет срама! – вспылила Лика. – У людей вообще срама нет! Господь сотворил нас, папа. Мы созданы по образу и подобию его. Стесняться своего вида, значит стесняться Господа , значит сомневаться в нем, в его красоте и милости, в его любви к нам, как к своим детям!
Назревал скандал. Марина отложила учебник и бесшумно спустила ноги с кровати на пол, опасаясь привлечь внимание отца. Но отец уже всецело был занят очередным спором с Ликой, которые всегда так поглощали и тревожили его обычно безмятежный дух! Прокравшись вдоль стены, Марина выскользнула из комнаты и притворила за собой дверь.
– Не передергивай писание! – взвился отец. – Ты понимаешь о чем идет речь – о твоих завлекалочках и фитюльках! Хочешь одеваться красиво, ради Бога! Но скромно! – батюшка Иоанн утер платком лоб и уже сдерженней продолжил. – К чему, скажи на милость, все эти платьица , все эти юбочки, когда они стягивают тело так, что ни вздохнуть, ни слова молвить! К чему туфельки – эти ходули – когда, Бог видит, ходить в них невозможно! Господь дал нам ногу идеальную, прекрасную! Чтоб и мужчина и женщина ходили на всей стопе и были здоровы и красивы! И откуда только у тебя эти кандалы берутся!? А краска на лице? У молодой девице глазища, как у дьяволенка!
– Папа!
– А ноги?! – продолжал отец. – Ну к чему, ответь ради Христа, всему свету видеть твои ноги!? Зачем выставлять наружу стыдобу!?
– Что тут у меня открытого, папа – руки, шея и пол ноги!? Мне этого стесняться? – Лика здорово была задета. – Скажу так, раз жара на улице, то и приоткрыться не грех! И ноги мои затем виднеются, что стыда в этом нет, и, раз уж погода нас балует, то и солнышку подставиться можно – Божий замысел!
– В университете отнюдь не на солнышке вы занимаетесь!
– Я прилично и скромно одеваюсь, папа! Покуда у женщин есть и ноги, и руки, и талия, значит, зачем-то оно нужно, и не стыди меня этим! А в монашеской мантии я ходить не стану!
– Но я-то ношу и хитон и рясу в зной и мороз! – прогромыхал отец.
– Потому что ты фанатик!
– Ты язвишь, дочка! Повадки твои от лукавого и до добра не доведут! А раз не хочешь по-хорошему, значит дома оставайся и не ходи никуда, позволения моего нет!
Марина ушла в комнату к Андрею, но спор был слышен даже здесь. Что там говорить, это не первый спор Лики с отцом и, наверняка, не последний. Занятно, только она способна взвинтить батюшку Иоанна до криков и ругани и не сдавать позиций при этом! Одна мысль о гневе отца вызывала у младших детей головокружение и трепет, но для Лики это было делом обычным. Хлопнула дверь. Послышались приглушенные шаги отца в коридоре, все ближе к комнате мальчиков, ближе… Дверь распахнулась, Марина затаила дыхание.
– Как объяснишь мне это, дочь? – отец ткнул пальцем в страницу дневника, по которой бежала жирная красная дорожка: " Подралась с новым учеником. "
– Я… Я… Так вышло! Иначе он не понимал!
– Ты же девочка! Барышня! И опускаешься до рукоприкладства! – гремел отец. – Стыдно!
– Этого не повторится!
Отец сунул дневник ей в руки и ушел. Марина тоже вскочила на ноги и понеслась к себе в комнату. Андрей проводил ее сочувственным взглядом.