— Да, — задумчиво покивал тот. — Я слышал. Три десятка трупов «Акул» и целые и невредимые заложники. Король Кайнаня самолично одобрил действия паладаров, пусть даже они не согласовывали свои действия с кайнаньской Палатой благочиния. Наверное, больше никто и не рискнет открыто пойти против паладаров. Впрочем, оябуны «Акул» почему-то всегда оказывались редкими идиотами.
Ага. Если не знать, что «Стремительные акулы» по жизни смотрели тебе в рот, такое могло бы показаться удивительным.
— Ну, а про дань уважения со стороны тамошних торговцев, равно как и про «веселые игры» и кредиты, можно даже и не заикаться, — закончил Мэй. — Таким образом, атары, все традиционные возможности получить прибыль с Хёнкона для нас закрыты.
— И что ты предлагаешь, тара? — буркнул Хито. Он безразлично играл с фарфоровой бутылочкой из-под кадзё, не поднимая взгляда. — Вообще к ним не соваться? Объявить Хёнкон нейтральной зоной и забыть навсегда? Таково твое предложение?
— Нет, Хито-атара, — тонко усмехнулся Мэй. — Ради трусливых пряток в кустах я бы и пальцем не пошевелил…
— Разумеется, — оборвал его Торанна. — Ты все затеял ради разборки с «Тиграми» и возможности спровоцировать Су на атаку первым. Не считай других дураками, тара. У тебя есть что сказать по делу?
Ххаш. Он все-таки понял. Если теперь оябун «Крыльев бури» сочтет, что его использовали, его гнев окажется страшным — а к такой войне Мэй не готов и близко.
— Да, атара, — вежливо ответил оябун «Кобры». — Если позволишь мне закончить…
— Заканчивай, — сквозь зубы процедил Торанна, в глазах которого разгорались опасные огоньки.
— Есть еще один товар, с которым Анъями редко имеет дело, но стоящий куда больше любого другого. Информация. Я имею в виду технологии паладаров, которые те с большой неохотой выпускают из рук. Вы все знаете об автомобильных телефонах и станциях дальней связи, телевизорах, чудодейственных лекарствах от старости и увядания и тому подобных дорогостоящих штуках.
— Паладары поставляют их только конкретным корпорациям, — заметила О, рассматривая Мэя из-под прикрытых ресниц. — И ни одна из них не платит Анъями дань уважения, предпочитая содержать собственную охрану.
— Все верно, — кивнул Мэй. — Но я и не предлагаю иметь дело с такими товарами. Помимо прочего, я уверен, что паладары контролируют положение каждого своего устройства и прослушивают каждый телефон, каждый звонок, что через них проходит. Подобные вещи — что спящая змея в руках: неизвестно, когда проснется и ужалит. Однако, атары, напоминаю, что паладары создали свой Университет не просто так. «Университет ради людей и для людей» — таков лозунг Чужих. Они не упускают случая повторить, что очень скоро люди сами начнут генерировать свои идеи, и паладарские технологии уйдут в прошлое вместе с самими паладарами. И вот тогда наступит наше время. Мы не можем соперничать с Чужими: они превосходят нас в силе и знаниях и не уступают в решимости. Но люди — совсем иное дело.
— Ты предлагаешь… — медленно проговорил Торанна.
— Очень скоро Университет выпустит первых студентов — и они покинут Хёнкон, чтобы вернуться домой. Паладары не ставят никаких условий, где и как они станут работать. И никто не говорит, что они не должны работать на нас.
— Ну, в принципе, у всех есть родственники… — проворчал Хито, явно что-то прикидывая.
— И ты уверен, Мэй-тара, что сможешь контролировать умников, четыре или пять лет отиравшихся в компании с Чужими? — с интересом спросила О. — Не боишься взлететь на воздух от бомбы, незаметно собранной одним таким?
— Нет! — отрезал Мэй. — Никогда и ни при каких условиях мы не станем прибегать к шантажу и насилию в отношении выпускников Университета. Только попробуйте — и паладарские боэй превратят вас в ошметки мяса, как «Акул». Если бы речь шла просто о грубом принуждении, я бы не стал просить вашей поддержки. Нет, университетские должны работать на нас добровольно, с полным желанием и силами.
— Ты хочешь платить им легальное жалование? — удивился Торанна. — Надеешься перекупить их у корпораций? Да им миллионы предлагать станут, лишь бы у себя задержать!
Мэй запрокинул голову и скрипуче засмеялся.
— Нет, атара, — ответил он, резко оборвав смех. — Жалование ни при чем. Из всех, здесь сидящих, только я учился в университете, пусть и не в паладарском. И только я понимаю, что настоящие умники работают не за деньги. О, конечно, деньги любят все, и мало кто откажется от двухсот или трехсот тысяч канов в декаду, но лишь тогда, когда деньги не мешают работе — или другим важным вещам.
— Хочешь сказать, что кто-то может отказаться от трехсот тысяч в декаду? — Хито выпучил глаза, его щели затряслись от едва сдерживаемого смеха. — Ну, малыш, ты удивил меня уже второй раз!
— Вот именно поэтому, атары, я и хочу, чтобы вы сделали меня координатором проекта, — жестко сказал Мэй. — Я знаю, как заставить выпускников Университета работать на нас, а не на корпорации с толстыми кошельками. Но мне потребуется ваша поддержка. Чтобы усыпить бдительность паладаров, мы должны объявить Университет тихой зоной. Вместе мы достаточно сильны, чтобы не позволить остальным лезть на его территорию. Пусть паладары думают, что Анъями испугалась. Пусть полагают, что мы сдались и отступили навсегда. Через пять или шесть лет у нас появятся первые инженеры и технологи, которые станут работать не за деньги — точнее, не только за деньги, но и за идею, которую им дам я. И тогда у нас появится все: связь, оружие, корабли, заводы — все, что может потребоваться. Со временем мы заставим считаться с нами даже самих паладаров. Подумайте о перспективах, атары — не завтрашних или послезавтрашних, но о десятилетних.
— Десять лет — долгий срок, — лицо Торанны оставалось непроницаемым. — Ты предлагаешь даром отдать тебе негодный товар, нам не нужный, обещая прибыли в далеком будущем. Возможно, ты вытянешь нужную карту, возможно, нет. Возможно, ценность товара куда как выше, чем нам кажется сейчас, и ты знаешь, как на нем быстро навариться, а с нами делиться не намерен. Да, прямо сейчас я не вижу, что удастся поиметь с Хёнкона, но ситуация может измениться. Объясни, почему я должен заключить соглашение с самоуверенным щенком вроде тебя, а не вышвырнуть его на улицу и не заняться делом единолично?
Чудовищным усилием воли Мэй не позволил лицу исказиться в гримасе ненависти. Однажды ты горько пожалеешь, что сегодня назвал меня щенком, ублюдок. Но сегодня твоя стая и вправду сильнее, так что оскорбление придется проглотить…
— Разумный вопрос, атара, — согласился он. — Чтобы убедить вас в своей компетентности, я готов раскрыть детали одной темы, связанной с Хёнконом, способной принести некоторую прибыль в ближайшей перспективе. Я опишу ее, не требуя даже, чтобы она оставалась моей монополией. У меня есть и другие завязки, но их я пока оставлю при себе. Могу пообещать, что в такого рода темах мы станем делить доходы пропорционально вкладу каждого. Плюс десять процентов мне, разумеется, как первооткрывателю. Итак, я раскрываю тему, вы оцениваете и решаете, стоит ли ставить меня во главе дела. Если нет, я ухожу, и мы все опять сами по себе. Если да, мы заключаем сделку. Я сказал. Теперь я слушаю.
— Я вне игры, — холодно сказал Лин, выходя из угрюмого оцепенения. — Не верю в игры с Чужими и умниками, мне хватает своих дел. Опекай Университет, Мэй-пун, целуйся с паладарами, подставляй им… что хочешь, но я пас. Мои катера по-прежнему готовы перевозить твои грузы, но никаких разговоров о перспективах: платишь здесь и сейчас, а не через десять лет. Не вижу смысла базарить дальше.
Оябун «Тумана» неторопливо поднялся, одернул полы халата и вышел из комнаты. Три кобуна последовали за ним. Когда за ними закрылась дверь, Мэй тихо выругался про себя. Что Лин не простит паладарам смерть брата, вполне ожидалось. Но если его торпедные катера продолжат нападать на паромы и аэротакси, курсирующие между Хёнконом, Ценганем и Кайнанем, паладары останутся настороже. И Камилл, ледяной паладар с мерцающими красным волчьими глазами, будет весьма недоволен. Еще бы: ведь тогда ему придется отказаться от идеи загребать жар чужими руками и действовать самому.