Выбрать главу

У него, у Куранта, в семье совсем все не так. Они способны существовать каждый отдельно, не зависимо от другого, и они не способны достигнуть столь высокого сплочения, как у Сноу. Хотя они все равно же вместе и тоже живут хорошей жизнью.

Люди... да и не только люди делятся, будто, на сильных и слабых. Вот Сноу, если задуматься, слабые, на самом деле. Каждый из них не представляет собой полноценную единицу в мире. У них у каждого есть такие недостатки, которые просто несовместимы с полноценной жизнью. Но вместе они дополняют друг друга, становятся целой системой, а потому не только имеют право на существование, но и все возможности для этого. Но только вместе. Из-за этого они слабые.

А семья Куранта – сильные, но они тоже сбиваются в группы, чтобы не было скучно. Но это уже не слабость: человек – стадное животное по своей природе. И в группы сбиваются каждые – с себе подобными. Это происходит отчасти и оттого, что слабые не выдерживают с сильными, а сильным со слабыми – скучно.

И не только на людей это распространяется. Так же, например, и с цветком. Даже цветок одного вида может быть как сильным, так и слабым. Например, в среднем этот цветок надо поливать раз в две недели. И вот слабый требует полива чаще, а сильный реже. И даже не так! Если меры ухода не выполнить к слабому цветку, то он погибнет, а сильный выживет.

И вдруг слабый цветок попадает в руки к сильному человеку, который просто не станет его поливать чаще, чем оно требуется. И цветок просто погибнет. В иной ситуации судить сложнее, потому что заухоженный слабым хозяином цветок просто не сможет куда-то уйти – физически. И он терпит. Но терпит, потому что он сильный. И в таком случае эта сила становится его наказанием.

Альфред толкнул Куранта в плечо, тем самым выведя из размышлений:

– Пойдем, пора ехать, – сказал он.

Мальчик встал с насиженного места, убрал волосы со лба и потянулся – тело немного занемело, пока он сидел в одном положении. Он заглянул в кружку – чая там уже не было, однако мальчик все равно направил ее ко рту, поймав последнюю одинокую каплю холодного горького напитка.

Во дворе была толпа народу. Дела в городе есть, но никто никого не осудит за желание проводить двух парней в университет. Городок крайне мал, все друг друга знают, поэтому сбежать с работы под видом организации массовки на проводах – воспринималось как истинное побуждение к прощанию.

Друзья отправлялись в путь вдвоем, с деньгами, которые они должны отдать за учебу, поэтому отправление сопровождалось горячими (зачастую наиглупейшими) напутствиями двух матерей, кучей слез, долгими прощаниями. Невыносимейшая картина, от которой – увы – невозможно избавиться.

– Под облучком два обреза на четыре патрона в сумме, – сказал подошедший к ребятам отец Куранта – крупный мужчина с басистым голосом – он работал кузнецом в Сударбете и собственными руками смастерил это оружие. – Патроны я загрузил и в сундук внутри. Они прям сверху. Молю Бога, чтобы они не понадобились. Вот два кинжала – их всегда при себе держите. Они с поясом. Повяжите прямо сейчас, чтобы я видел. Золото я загрузил еще вчера в секретные ящики под рессорами. Приедете – достанете.

К мальчикам подошел Верки Сноу:

– Меняйтесь лучше почаще. Каждые часа два примерно. Даже если не устали – все равно. Так проще будет. Не выматывайте организм.

– По приезде обязательно отпишитесь письмом, – добавила его супруга.

– Вот вам наличные, – Верки сунул в руку Куранта, сидящего ближе, кожаный кошель на завязке. – Это на расходы в городе. Чтобы не лезть в тайник. Вот еще один. Держите их отдельно друг от друга. Еще один кошель в сундуке, и еще один в задней стенке повозки. Там денег больше всего, но пользуйтесь ими в крайнем случае. И смотрите, чтобы в этих кошельках, – он указал на мешочки в руках мальчиков, – всегда деньги были. Даже если немного. Иначе бандиты просто начнут искать и могут найти все. А так подовольствуются меньшим. Надеюсь, что все это говорю впустую, но осторожность лишней не бывает.

– Даже если что-то случится – не беда, – добавил отец Куранта. – Главное – ваши жизни. Деньги – просто железяки.

Наставлений было много. Мальчики послушно кивали, слушая и понимая, что все это настолько банально, и непонятно, зачем рассказывают. Они же взрослые, а с ними все как с детьми. Но это родители – с ними не поспоришь.

Через несколько минут, зацелованные и оплаканные, под всеобщие аплодисменты они отъехали. Курант повернулся посмотреть на провожавших и помахал им рукой. Потом сел обратно на облучок рядом с Альфом:

– А представь, забыть что-нибудь. И год уже не вернуться за этим. Вот беда-то будет.

– Да ну, – отмахнулся Альфред, – мне кажется, нет незаменимых вещей. Точнее, нет таких вещей, без которых нельзя прожить год. Вот просто предложи – что это может быть такое? Одежда? Ее купить всегда можно. Еда? Остальное не так важно.

– Можно забыть какой-нибудь крайне важный тебе одному амулет, браслетик, значок… который удачу тебе приносит… ну или что-нибудь типа того.

– Ну, знаешь. Это все предрассудки. Даже это шанс избавиться от него. Ты проживешь год и поймешь, что не сильно-то и изменилась твоя жизнь без него. И когда через год вернешься, так и вообще не оденешь больше.

– А представь…

– Вот, подожди, – Альфред повернулся к другу, – мысль пришла. Куда страшнее забыть сделать что-то, что не сможет ждать год по факту своему. Например… например – убрать еду в погреб. Ты забыл, а представь, что за год с супом станет! А еще ужасней – вспомнить посередине дороги, что ты забыл убрать. Вот тогда беда. И вернуться не можешь. И едешь – думаешь, представляешь.

– Ну да, – согласился Курант. – Забыл, что сказать хотел… ну ладно тогда…

– И то, – продолжил Альф на замешательство друга, – это страшно, если один живешь. А если как мы – то и бояться нечего.

– Вспомнил! – воскликнул рыжеволосый. – Вот представь, твой отец соберется ехать куда-то на год и забудет взять с собой записки свои. Вот что тогда делать?

– Тоже, думаю, не беда. Если утерял готовое творчество, то тут два пути – либо ты еще вернешься за ним, либо утерял окончательно. Причем второй вариант, насколько мне кажется, легче. Ты утерял – ну и ладно. Плюнул на все и стал писать заново. Мысли же и опыт у тебя остались – их ты не забудешь. А голова в этом деле куда важнее бумаги. А если ты забыл, но вернешься – тоже не сильно страшно – продолжаешь писать дальше. Только без ссылок на старое. В том смысле, что забыл, как главного героя зовут или какого цвета у него волосы, какого он роста – ну и не беда – пишешь дальше. Главное – сюжет, а мелкие моменты эти потом исправить можно.

– Даже, если задуматься, все же сложнее, когда утерял, – продолжал он размышлять. – Ты пытаешься восстановить утерянное, а у тебя не получается столь же хорошо. И ты это сам понимаешь, а сделать ничего не можешь. У папы так один раз было – потерял несколько листков статьи своей. И почти-таки бросил ее.

– Обидно, – протянул Курант, попытался откинуться назад, но забыл, что спинки нет, и чуть не упал, схватился за плечо Альфреда и сел на место. – И чем всё закончилось-то? – спросил он, как ни в чем не бывало.

– Чем? – задумчиво повторил Альф вопрос своего друга. – Бросать идею вообще нельзя. Невысказанная, она гложет сильнее всего. Это его в результате и сломило. В хорошем смысле. Идея просилась наружу, ну так он махнул на все рукой, взялся за ум и написал утерянный кусок статьи заново. Лучше, конечно же, не получилось, но он ничем не отличался от всего текста. Потом даже – через годик – не могли вспомнить, что это за кусок был – где его искать.