Путь стремился в гору. Идти было достаточно сложно, поскольку организм переполнялся усталостью. Альфред выбрал одно из свалившихся деревьев и сел на его местами прогнивший ствол. Поодаль от этого места стоял большой муравейник. Его жителей видно не было, отчего все это походило на высокую копошащуюся кучу.
Сзади раздались выстрелы. Что это?! Опять!? Альф подскочил с места. Ноги не успели отдохнуть, но надо бежать. Эта война уже надоела! Сколько еще она будет длиться?! Громкий взрыв, эхом разнесшийся по всему лесу, придал Альфреду внезапных сил. Он рванулся в другую сторону, уже не обращая внимания на ветки, траву и лежащие стволы. В гору бежать было сложно, но выбора не было, да и все чаще раздающиеся за спиной выстрелы заставляли ноги самостоятельно принимать решение о движении.
Альфред бежал не останавливаясь. Внезапно стволы деревьев разошлись, и перед глазами всплыло неимоверных объемов поле. Испугавшись неожиданности, Альфред замер на месте. Лес сворачивался в подкову, окантовывая пустое пространство. И с обеих сторон, из леса, начинали медленно выходить войска. Как он мог столько бежать и вернуться назад?!
Началась перестрелка. Три громких взрыва прогремели практически одновременно. Альфред рухнул на землю, но тут же резкая боль пронзила его правое бедро. Парню показалось, что он на что-то упал. Но на что? Посмотрев на ногу, увидел, что вся внешняя сторона в крови. Альфред стал панически искать, что могло его ранить, но не мог понять – зачем. Разорвав штанину, увидел круглую рану, будто что-то в него воткнулось. Ужасно больно! Испугавшись, Альф стал ползти обратно в лес.
Опершись спиной на один из широких стволов, он осмотрел ногу как следует. Рваная рана истекала кровью. Теперь он понял, что это была пуля. Благо, ранение сквозное. И как же так?! Кто решил стрелять в него? Они посчитали его врагом? Опасным? Который в одиночку перебьет всех?! Что за глупости!!? Как же вы надоели со своей войной!!! Сколько же можно
Рыдая не столько от боли, сколько от обиды и усталости, он стал дрожащими руками перевязывать ногу оторванными рукавами рубахи. Как он теперь дойдет до университета? Что ему теперь делать? Мысли запутались, стали метаться по голове в разные стороны, руки перестали слушаться, и Альфред потерял сознание.
Очнувшись, он встал. Оказалось, что он на дороге – вероятно, в суматохе просто не заметил ее. Вдаль уезжала повозка, украшенная почему-то маламикскими флагами. Он не стал им кричать. Им было не по пути. Альфреду надо идти вперед. Обойдя высокую монументальную ель, он ступил на небольшую тропку, уходящую в лес, и медленно пошел, пиная ногами крупные коричневые удлиненные шишки. Приятный запах просветлял мысли.
Чувство возвращения после долгого отсутствия защекотало у самого горла. Он не мог просто идти, и побежал. Вскоре дорога уткнулась в большой луг и уходила направо. Но парень знал, что надо пойти вперед, напрямую, по еле заметной дорожке, протоптанной сквозь невысокую траву, периодически усеянную полевыми цветами.
Но и эта тропинка вскоре исчезла, и он стал идти наобум. Луг постепенно уходил вниз, открывая виду крыши первых, ближе стоящих домов. Здесь – то там, то тут – были стога, конусами направленные в небо. Но людей не было, хоть и день на дворе. Впереди показалась и дорога, уходившая ранее вправо. Там, чуть дальше, она снова сворачивала и уходила в деревню, отделяя собой от остальных одиноко стоящий дом.
Это был его дом. Смотрите, даже на крыльце он увидел маму, хотя было еще далеко. Альфред побежал вперед, он не мог больше ждать. Он хотел быстрее к матери, обнять ее. Вдруг он споткнулся и упал. Сильная боль пронзила правую ногу. Он сел на землю, поднял лицо к небу и закричал. От боли зажмурил глаза.
Когда открыл их, снова оказался в лесу. Осталась только боль в простреленной ноге. Все это было лишь сном.
На сделанных из палок и одежды костылях Альфред через сутки вышел на дорогу. Было без разницы – где он и куда ведет эта дорога. Он погибал от боли и страдания. Пусть хоть куда, только бы это закончилось.
Кто-то лупил его по щекам и поливал водой на лицо. Зачем это делают? Пора вставать? Ну можно же просто разбудить по-человечески, без столь радикальных методов.
– Мам, я сейчас встану, – промямлил он. – Подожди.
Она что-то отвечала. Наверное, ругается. Ладно, ничего страшного. Она всегда так. Главное, что она меня любит. И я ее люблю. Как можно не любить маму? Ведь мама – это самый родной в мире человек. Она знакома с тобой на девять месяцев дольше всех остальных. Мама святая – она даровала мне жизнь. Наверное, это звучит банально. Но это только в наших головах. Мы столько думаем, но никогда не говорим вслух, как любим своих родителей. Почему так? А когда их уже нет – ты жалеешь. Мама, папа, я люблю вас. Вот сейчас я встану, спущусь вниз к вам и прям первым делом скажу это. Только – минутку – я немного сил соберу, а то не могу даже глаза открыть. Еще минутку, пожалуйста, мам, я сейчас встану, сейчас спущусь.
Проснувшись, Альфред встал с кровати. Почему его кровать здесь? Кто спустил его кровать на первый этаж? Неужели?! Неужели это правда, что они все-таки сделали перепланировку в его комнате?! Надо же, какая неожиданность. Спасибо. Вот это сюрприз. Надо поскорее поблагодарить их. Ой! А на дворе-то ночь. Ну и что! Сказать спасибо родителям никогда не поздно.
Он вышел в коридор. Такое ощущение, что перестроили весь дом – планировка полностью ему незнакома. Куда идти? Направившись вправо по коридору, он уткнулся в дверь, ведущую в хлев. Никогда не приятный ему запах придал неописуемой трезвости уму. Так. Кажется, понял, как что поменяли. Родительская комната вернее всего в том коридоре, за той дверью.
Он оказался не прав. За дверью располагалась кухня. Здесь должны быть свечи, а то совсем ничего не видно – даже не различить, где окно, а где стена. Альфред стал рыскать в полках возле стола. Старался действовать тихо, чтобы никого не разбудить. И вскоре свечи попались ему в руки. Осталось найти спички. Казалось, в этом нет сложности, но на месте, где они обычно лежат, был пустой коробок. Надо достать новые.
Он снова полез по ящикам и наткнулся на бумажный кулек, перевязанный бечевой. Это точно спички. Надо достать аккуратно, не рвать бумагу – вдруг пригодится. Парень попытался развязать веревку, но в темноте тугой узел не поддавался. Он взял со стола нож – попался еще, как назло, самый большой, неудобный – и только тогда Альфреду удалось справиться с узлом и достать коробок спичек.
Чиркнув одной, ему не удалось зажечь свечу, как не удалось и заметить человека, тихо стоявшего за его спиной. Он достал вторую, зажег и поднес к фитильку. Маленький огонек передался нитке и разжегся, освещая пространство перед лицом Альфреда. Отлично, теперь надо найти фонарь. Он поставил свечу на стол, прислонив к кружке, и обернулся.
Закрытое тенью лицо уставилось на парня. Он не знал этого человека, злобно стоявшего над ним, но понимал, что знает его, и причина не в том, что не может разглядеть. Огромный ком ненависти копошился внутри Альфреда по отношению к этому человеку. Он не знал, почему, но понимал, что этот человек не должен находиться в доме его родителей вместе с ним.