Но идея Фуко расходилась с теорией Ницше в одном важном вопросе. Для Фуко сила не принадлежала индивидам, подобным знаменитому «сверхчеловеку» Ницше. Фуко признавал, что важнейший аспект силы лежит в области социальных отношений. Личности могут обладать силой в форме доминирования и принуждения, но, что более важно, сила была также вовлечена в создание и использование знания. В сложной системе современного общества со множеством сдержек и противовесов эта теория представляется более адекватной.
Изменения и передача власти создают пространства, где могут возникать дискурсы. Эти знания и все теории вообще являются условными.
Условным является также и разделение на истину и ложь внутри конкретной области знания.
Оно развивается, растет, подвергается неожиданным переменам — у него есть своя генеалогия. И поскольку это разделение зависит от окружающих обстоятельств, условны и критерии истины в данном знании.
Понятие абсолютной истины вновь неизбежно подорвано. Но относительность этих истин все еще подчиняется ранее упомянутым условиям.
Каждая конкретная истина является истиной для того конкретного момента, когда она была осознана.
Эта истина может содержать в себе недостатки, пробелы и даже противоречия, но до тех пор, пока она применима к соответствующей области знания, она будет оставаться общеприня той. Другими словами, она работает, пока она соответствует требованиям силы.
История изобилует подобными примерами — от птолемеевской системы мира, которая продолжала оставаться общепринятой более тысячи лет, до еще более долгой истории алхимии. Такая концепция истины применима и к современным теориям «точных» наук. Несоответствие между квантовой физикой (которая в основном применяется для субатомных уровней) и классической механикой (которая продолжает повседневно использоваться даже в комплексном машиностроении) очевидна для всех ученых. Но «истины» обеих систем продолжают применяться, даже несмотря на то, что они признаны взаимоисключаемыми, потому что обе эти системы обладают силой создавать знание, которое может затем быть действенно использовано. Ни квантовая, ни классическая физика не предлагают абсолютной истины, и их сосуществование находится за рамками логики. Поэтому в этом смысле условными являются даже последние достижения науки.
Подобная относительность в конечном счете приемлема (другой альтернативы просто нет).
Но Фуко, вскрывая противоречия реальности, пошел еще дальше. Признавая, что «истина» является созданием своего дискурса, продуктом знания, к которому она применима, мы можем найти множество подобных примеров в других сферах знания. Возьмем, например, понятие «автора» литературного произведения. Это понятие не должно идентифицироваться с неким человеком, который сидит за столом и пишет книгу. Нет, говорит Фуко, автор произведения — это некий собирательный образ, включающий в себя множество факторов, таких как язык, понятие литературы в конкретное время и конкретном месте и совокупность других социальных и исторических элементов. Если их проанализировать, понятие «авторства» просто исчезнет: «В действительности автор не является причиной, источником или отправной точкой явления письменного или устного выражения мысли; не может он и преднамеренно, предугадывая слова, составлять из них оболочку для своей мысли». На самом деле автор может «меняться с каждым предложением».
Это положение не очевидно, но и не лишено смысла. Конечно, любой автор подвержен влия нию окружающих обстоятельств, культуры и языка.
Конечно, юный творец погубит себя, прикрывая свою наготу изящным одеянием зрелости.
Подобным же образом, как мы показали, автор может меняться от предложения к предложению.
Но это не означает, что я исчез в клубах дыма.
Идея Фуко о том, что автор является лишь заложником обстоятельств, относится в равной степени и к нему самому как к автору. Так что теория о несуществующем авторе была сформулирована несуществующим автором. То есть это не подтверждает ни существование, ни несуществование автора.
Здесь Фуко приходит к необоснованной крайности, которая, по иронии судьбы, как раз являлась продуктом его эпохи. В деконструктивизме Фуко эхом отдается философия бихевиоризма, находившаяся в 60-е-70-е годы на пике популярности. Согласно теории бихевиоризма не существует такой вещи, как «разум»; все, что мы имеем, — это видимые причины видимых результатов, другими словами, поведение. Сходство с идеями Фуко очевидно — хотя Фуко, конечно, не признавал себя бихевиористом. Является это ар гументом за или против несуществующего субъекта Фуко — решает читатель (которого может заинтересовать, что согласно теории Фуко он или она тоже не существуют, представляя собой лишь продукт культуры).
Многие из этих идей появились в книге Фуко «Археология знания», изданной в 1969 году. Книга была встречена широким признанием за рубежом и резкой многословной критикой в парижских интеллектуальных кругах (точный признак того, что автор уже вошел в пантеон французской культуры). Фуко и Дефер переехали в новую современную квартиру на Рю де Вожирар, одной из главных улиц Латинского квартала. Вид с восьмого этажа позволил Фуко увлечься новым хобби: рассматриванием молодых людей в квартирах на противоположной стороне улицы (при помощи бинокля с сильным увеличением). Обилие света дало возможность вернуться к старому увлечению — выращиванию марихуаны, к которой он привык в Тунисе. А по вечерам он принимал представителей высшего света, таких как Жюли Кристи и Жан Жене, поражая их своим кулинарным искусством. Но у этой жизни была и темная сторона, о которой не знал никто, кроме ближайших друзей Фуко. Все чаще и чаще модный интеллектуал в свитере-поло и вельветовом костюме превращался в причудливое ночное существо, которое курсировало по садо-мазо клубам.
Те, кто встречали его в таком облике, говорили, что это выглядело зловеще.
В 1970 году Фуко пригласили прочитать курс лекций в Токио; в том же году он читал лекции в Калифорнийском университете в Беркли, и они были восторженно приняты. В Сан-Франциско он открыл для себя купальни — настоящий ад в клубах пара, где буквально сотни мужчин собирались для участия в разных эзотерических оргиях.
То, что было запрещено во Франции, процветало в Америке. В отличие от остальных французских интеллектуалов он быстро понял и оценил американский образ жизни.
Легко осуждать образ жизни Фуко. Как мог серьезный философ так себя вести? Что бы сказали Платон и Спиноза? Но немногие из нас на самом деле являются такими, какими они хотят казаться. Стыд (или лицемерие) — неизбежная, казалось бы, часть цивилизованного общества.
Чем больше мы узнаем о мыслителях, особенно о современных, тем более странным кажется их поведение. Читая между строк, мы можем предположить, что и Платон, человек «не от мира сего», и праведный Спиноза были гомосексуалистами.
Кто скажет, что это означало? Такое знание должно вести к пониманию, а не скатываться к предрассудкам. Как сказал Ницше, «степень и вид человеческой сексуальности находят себя в высшем проявлении его духа». Не случайно, что Витгенштейн, произнесший знаменитые слова «Мы должны молчать о том, о чем не можем говорить», был скрытым гомосексуалистом.