Примарх Железных Рук качнулся от удара, упал на одно колено и, не обращая внимания на хлынувшую из ужасной раны кровь, провел еще один выпад. Огненное лезвие вонзилось в живот Фулгрима, раскололо доспехи и вспороло плоть. От неописуемой боли Фулгрим опрокинулся назад и выронил молот, пытаясь обеими руками остановить хлеставшую струю крови.
Оба примарха, стоя на коленях, смотрели друг на друга сквозь пелену боли и крови, и Фулгрима снова охватила печаль. Боль от раны и вид брата с разбитым черепом прорвали окошко в его разум. Это ощущение можно было сравнить лишь с порывом свежего горного ветра, прогнавшего удушливый туман, окутавший его так давно, что он уже привык к нему.
— Мой брат, — прошептал Фулгрим. — Мой друг.
— Ты уже давно лишился права называть меня другом, — бросил Феррус и, поднявшись на ноги, шагнул вперед с поднятым мечом, намереваясь нанести смертельный удар.
Фулгрим вскрикнул и бессознательно потянулся за мечом, а пылающий клинок уже описал дугу и устремился к его шее. Серебристая сталь лаэрского меча сверкнула в воздухе и преградила путь Разящему Огню. Но примарх Железных Рук продолжал давить, и раскаленный металл оказался в нескольких сантиметрах от лица Фулгрима.
— Нет! — вскричал Фулгрим. — Это неправильно!
Аметистовый наконечник рукояти лаэрского меча вспыхнул злобным огнем и сиреневым сиянием осветил лицо Ферруса Мануса. С острия лезвия соскользнули молнии, закружились струи сладковатого дыма, заглушившие звуки и затуманившие зрение. Фулгрим ощутил в себе присутствие чудовищной силы; ее потоки, ее необъяснимое содействие превосходили все вообразимые пределы.
Дьявольская сила укрепила руки Фулгрима, и он оттолкнул меч брата, почувствовав, как тот удивился неожиданному сопротивлению. С яростным воплем раненого зверя он вскочил на ноги и бросился на Ферруса Мануса, замахнувшись серебряным мечом. Клинок глубоко проник в нагрудник брата, и примарх Железных Рук снова с криком упал на колени. Светящееся лезвие, источая смертоносную энергию, проникло сквозь броню в его грудь, горячая кровь хлынула из раны, и Разящий Огонь выпал из руки задохнувшегося от боли Ферруса.
Прикончи его! Убей!
Вопль раздался в его голове, но Фулгриму показалось, что он разнесся по всему космосу, по всем временам и лишь эхо отдалось в его черепе. Он качнулся от настойчивости этой силы и едва не упал, как будто ноги и руки отказывались ему повиноваться.
Позабыв про былое изящество и ловкость, он неуверенно поднял серебряный меч над головой Ферруса Мануса для решающего удара. Неведомые энергетические потоки засверкали по всей длине клинка, перекинулись на его руки, распространились по всему телу.
Пурпурный огонь охватил Фулгрима целиком. Потрескивающие зигзаги молний касались его тела с нежностью возлюбленной, отыскивали открытые раны и покрывали их язычками пламени, словно стараясь проникнуть в самую плоть.
Фулгрим стоял над Феррусом Манусом, его грудь судорожно вздымалась, и все тело сотрясалось от настойчивости силы, пытавшейся им овладеть.
Он должен умереть! Иначе он убьет тебя!
Фулгрим опустил взгляд на своего поверженного противника и в зеркалах глаз Ферруса увидел свое отражение.
В мгновение, растянувшееся на целую вечность, он понял, кем стал и в какое предательство позволил себя вовлечь. В это мгновение вечности он понял, что совершил непоправимую ошибку, взяв меч из храма лаэров, и попытался выбросить проклятое оружие, заманившее его на этот путь.
Рука все так же крепко сжимала меч, и, даже осознав свое падение, Фулгрим понимал, что зашел слишком далеко, чтобы останавливаться. Кроме этого, пришла уверенность, что его старания направлены к ложной цели.
Словно в замедленной съемке, Фулгрим увидел, как Феррус Манус тянется к упавшему мечу, как смыкаются его пальцы вокруг перевитой проволокой рукояти, как оружие реагирует на прикосновение своего создателя вспышками энергии.
Убей, пока он не убил тебя! БЫСТРЕЕ!
Меч словно жил своей отдельной жизнью, но в таких предосторожностях не было необходимости: Фулгрим взмахнул оружием по собственной воле.
Серебряное лезвие устремилось к шее Ферруса Мануса, а Фулгрим ощутил первобытный восторг той сущности, которая, как он теперь знал, все время жила в его душе. В отчаянии он попытался отвести удар, но мускулы снова ему не подчинились.