Фулгрим перевел взгляд на экраны, усваивая информацию со скоростью, не доступной ни одному из смертных.
— Они движутся к собственному совершенству.
— Абсолютно верно, мой господин! — воскликнул Фабий. — Лаэры, изменяя свое физическое строение, сделали первый шаг на пути к совершенству.
— Фабий, ты веришь, что лаэры могут быть совершенными? — спросил Фулгрим, и в его голосе прозвучали предостерегающие нотки. — Следи за своими словами. Глупо было бы сравнивать этих ксеносов с творениями Императора.
— Нет-нет, — поспешно ответил Фабий. — Преобразования, проведенные в нас Императором, непостижимы, но что, если это лишь первый шаг на долгом пути? Мы — Дети Императора, и, как всякие дети, мы должны учиться ходить и самостоятельно продвигаться вперед. Что, если мы присмотримся к своей плоти с целью улучшить ее и таким образом сможем приблизиться к совершенству?
— Какие еще могут быть улучшения?! — воскликнул Фулгрим, нависая над Фабием. — За такие слова я должен был бы тебя убить, апотекарий!
— Мой господин, — заторопился Фабий, — цель нашей жизни — во всем стремиться к совершенству, а это значит, что надо отбросить всякую брезгливость или благоговение, которые лишь ограничивают наши стремления.
— Созданное Императором уже совершенно, — заявил Фулгрим.
— Так ли это? — спросил Фабий, поражаясь собственной смелости, позволившей усомниться в совершенстве чудодейственных преобразований организмов Астартес. — Вы же помните, как наш любимый Легион едва ли не полностью был истреблен сразу же после рождения. В результате несчастного случая погибла большая часть геносемени, послужившего основой нашего создания. А вдруг в этом ужасном бедствии повинен не несчастный случай, а наше несовершенство?
— Я помню свою историю, — сердито бросил Фулгрим. — К тому времени, когда отец впервые привез меня на Терру, в Легионе оставалось не больше двух сотен воинов.
— А вы помните, что сказал Император, узнав о постигшем Легион несчастье?
— Помню, апотекарий, — ответил Фулгрим. — Мой отец сказал, что пережить несчастье лучше в самом начале жизни. Я должен был возродить Легион и восстать из пепла, подобно фениксу.
Примарх, вспоминая боль и муку давно минувших дней, пристально смотрел на апотекария, а Фабий видел в его взгляде силу и зарождающийся гнев и понимал, что затеял опасную игру. Своим откровенным разговором он вполне мог подписать себе смертный приговор, но открывшиеся перед ним возможности стоили такого риска. Постижение секретов создания Астартес стало бы величайшим делом его жизни. Если такое не стоит некоторого риска, тогда ради чего рисковать?
Фулгрим повернулся к гвардейцам Феникса.
— Оставьте нас, — сказал он. — Ждите снаружи и не заходите, пока я вас не позову.
Фабий знал, что даже на борту флагманского корабля телохранители неохотно оставляли примарха вне поля своего зрения. Но гвардейцы беспрекословно подчинились и вышли из апотекариона.
Дождавшись, когда они закроют за собой дверь, Фулгрим снова повернулся к Фабию. Задумчивый взгляд примарха перемещался с лица апотекария на рассеченные трупы лаэров и обратно.
— Ты уверен, что сможешь улучшить геном Астартес? — спросил Фулгрим.
— Я пока не могу сказать ничего определенного, — ответил Фабий, с трудом сдерживая свой восторг. — Но я уверен в том, что стоит попытаться это сделать. Не исключено, что старания останутся безрезультатными, но в противном случае…
— Мы приблизимся к совершенству, — закончил за него Фулгрим.
— Только из-за недостатка совершенства мы можем подвести Императора, — продолжил Фабий.
Фулгрим кивнул.
— Ты можешь работать дальше, апотекарий, — сказал он. — Делай, что должен.
Братство Феникса встречалось в Гелиополисе при свете живого огня. Люди подходили по одному и парами, минуя огромные бронзовые врата, и занимали места у широкого круглого стола, поставленного в центре. Оранжевые отблески пламени курильниц отражались от высокого потолка и поверхности стола. Вокруг него через равные промежутки стояли стулья из черного дерева, с высокими спинками, и половина их уже была занята Детьми Императора в плащах с капюшонами. Отполированные доспехи сверкали, но было заметно, что они знавали лучшие дни.
Соломон Деметр увидел, как через Врата Феникса вошли Юлий Каэсорон и Марий Вайросеан, а вслед за ними еще несколько капитанов, не задействованных в сражениях. Друзья заняли места по обе стороны от него, и Соломон, приветственно кивнув, не мог не заметить их усталости, но был рад увидеть живыми и невредимыми после очередной опасной высадки на лежащую внизу планету.