Зачистка Лаэрана оказалась нелегкой для каждого из них. На поверхности одновременно оставались три четверти состава Легиона, и в такой выматывающей войне почти не было времени для передышки. Едва очередная рота воинов возвращалась на корабль для пополнения боеприпасов, как их снова посылали в новое сражение.
План лорда Фулгрима был блестящим и смелым, но не оставлял возможности для отдыха и восстановления сил. Даже обычно неутомимый Марий сегодня выглядел совершенно измотанным.
— Сколько? — спросил Соломон, заранее опасаясь услышать ответ.
— Одиннадцать погибших, — произнес Марий. — И я боюсь, что еще один может умереть через день или два.
— Семеро, — вздохнул Юлий. — А как у тебя?
— Восемь, — ответил Соломон. — Клянусь огнем, это чересчур жестоко. И у всех остальных ситуация не лучше.
— Если не хуже, — добавил Юлий. — Наши роты лучшие.
Соломон кивнул. Он понимал, что Юлий и не думал хвастать, этого за ним не водилось, он просто констатировал факт.
— А вот и новая кровь, — сказал он, заметив среди членов Братства Феникса два незнакомых лица.
Оба воина несли на плечах капитанские знаки отличия, но краска на них едва успела просохнуть.
— Неблагоприятные условия не должны сказываться на командном составе Легиона, — заметил Марий. — Хороший лидер обязан оставаться в безопасности, чтобы иметь возможность вдохновлять подчиненных ему людей.
— Марий, не надо цитировать мне устав, — сказал Соломон. — Я сам присутствовал при написании этой части. В сущности, я сам принял решение идти по центру.
— А ты, случайно, не принимал решение оставаться чертовски удачливым и живым? — вмешался Юлий. — Я уже потерял счет случаям, когда ты должен был быть убитым.
Соломон улыбнулся, радуясь, что война на Лаэране не сломила духа его приятеля:
— Знаешь, Юлий, боги войны ко мне благосклонны, и они не допустят, чтобы я погиб на этом неудачном подобии планеты.
— Не говори таких вещей, — предостерег его Марий.
— Каких вещей?
— О благосклонности богов и тому подобном, — пояснил капитан Третьей роты. — Это не соответствует духу Легиона.
— Не расстраивайся, Марий, — усмехнулся Соломон и хлопнул друга по наплечнику доспехов. — За этим столом есть только один бог сражений, и я сижу с ним рядом.
Марий стряхнул его руку с плеча:
— Не смейся, Соломон, я говорю серьезно.
— Я это прекрасно знаю, — огорченно кивнул Соломон. — Тебе надо немного встряхнуться, друг мой. Нельзя же постоянно ходить с мрачными физиономиями, правда?
— Война вообще не самое веселое занятие, Соломон, — возразил Марий. — Хорошие люди погибают, а ответственность за их жизни лежит на наших плечах. Каждая смерть подрывает наши силы, а ты над этим насмехаешься?
— Мне кажется, Соломон не это имел в виду, — вмешался Юлий, но Марий не дал ему продолжать:
— Не защищай его, Юлий, он сам отвечает за свои слова, и у меня сжимается сердце, когда он веселится после гибели храбрых воинов.
Слова Мария больно задели Соломона, и он ощутил, как в ответ на замечание Мария в его душе разгорается гнев. Он ближе наклонился к капитану Третьей роты:
— Я никогда не посмел бы с легкостью относиться к тому факту, что люди гибнут, но я знаю, что, если бы не я, живых осталось бы гораздо меньше. Все мы относимся к войне по-разному, и я сожалею, если мое поведение тебя оскорбляет. Но я такой, какой есть, и никто не заставит меня измениться.
Соломон не отрываясь смотрел на Мария, почти надеясь на продолжение неожиданно возникшего спора, но его друг только покачал головой:
— Извини меня, дружище. Бесконечные сражения настроили меня на агрессивный лад, и я постоянно ищу повода выплеснуть свою ярость.
— Все отлично, — ответил Соломон, и его гнев мгновенно испарился. — Я и сам порой не могу удержаться от насмешек, хотя и знаю, что они неуместны. И ты меня извини.
Марий протянул руку, и Соломон с готовностью ее пожал.
— Война имеет свойство выставлять нас глупцами именно в тот момент, когда мы должны служить образцом.
Соломон кивнул.
— Ты прав, — сказал он, — но я не способен придумать другого занятия. Заботы о культурном развитии я предоставляю Юлию. Кстати, как поживает банда летописцев, с которыми ты подружился? Скольким произведениям искусства ты послужил образцом? Клянусь, Марий, скоро не останется ни одной палубы, где бы ты не рисковал наткнуться на собственную физиономию, увековеченную на холсте либо в мраморе.