Светловолосая красотка лежала на боку в одном белье, выставив игриво бедро и поглаживая себя по достаточно пышной груди.
– Ну, где ты был так долго, милый?
Чернявый посмотрел на соблазнительную дамочку, всячески демонстрирующую ему, сколь сильно она нуждается в крепких мужских руках. Бюстгальтер уже улетел куда-то в сторону и красотка выгнулась постанывая от нетерпения.
Послать бы, дуру озабоченную, куда подальше. Однако, пока что она была ему нужна. Самый простой способ подобраться к еврею. Жаль, что камушек уже ушёл в чужие руки, правда он догадывался, в чьи и каким образом. Ладно, подождём. Чернявый направился к кровати, на ходу расстегивая брюки.
Шестая глава
Я металась по спальне, совершенно не представляя, что делать. Схватила сумку, постояла в дверях, бросила в угол и, плюхнувшись на кровать, разревелась. Дура, блин. Дура. Он не нуждается ни во мне, ни в моей большой любви. Это же очевидно. Была бы нужна, уж точно не пропал бы тогда и не трахал бы посторонних баб сейчас, а то, что с блондинкой, составившей ему компанию на боях, их связывали отношения близкие и однозначно интимные, сомнений не было. Однако сердце упорно хотело к Разумовскому. Хотя бы на минуточку, на секундочку, чтоб припасть к широкой груди и почувствовать его крепкие объятия. Я снова вскочила на ноги и бросилась к двери. Дёрнула на себя. Закрыто. Это что такое? Снова потянула дверь. Ничего. Что за шуточки?
– Сыч! Сыч, поди сюда!
– Чего тебе, Лизонька? – послышалось из соседнего помещения.
– Дверь заклинило. Помоги.
– Нет. Не заклинило. Это я её запер, чтоб ты с дуру ума глупостей не натворила.
Я застыла, открыв рот и вылупившись на преграду, мешающую мне кинуться к любимому, чтоб осчастливить его своим появлением.
– Совсем охренел?! Открой!
– Неа, – протянул за дверью мой опекун, – Вот сейчас перебесишься, успокоишься, голову включишь, тогда и выпущу.
Слов нет.
– Сыч, сволочь такая, выпустил по хорошему. Иначе с окна прыгну.
– Прыгай, конечно. Третий этаж. Ноги сломаешь, так поползешь на локтях к своему ненаглядному. То-то он обрадуется.
Я прижалась к двери спиной и сползла на пол, чувствуя, что снова сейчас разрыдаюсь.
– Не могу без него. Понимаешь?
– Понимаю, как же не понять. Что ж я, не человек. – ответил из-за двери мой опекун. – А теперь и ты пойми. У него не может быть семьи, не может быть хвоста, за который потянет какой-нибудь особо шустрый клиент. Это помимо того, что избранник твой сука ещё та. Он способен любить только себя. Все. Других вариантов нет. Хочешь страдать всю жизнь, пытаясь влезть между его бабами и убийствами? Это, поверь мне, занятие весьма губительное и очень неблагодарное.
– Но ведь я у тебя есть.
– Ты – это удивительный случай, исключение из правил и неожиданное счастье, доставшееся мне не понятно, за какие заслуги.
Он замолчал, а я с удивлением поняла, что этот жестокий человек, на совести которого смертей больше, чем волос на голове, меня на самом деле любит.
Встала, отряхнулась и бросила сумку на кровать.
– Ладно. Открывай. Отпустило.
– Точно?
– Да точно, точно. Голова заработала и я в состоянии мыслить.
Дверь скрипнула, пропуская внутрь комнаты смущённого опекуна.
– Ты это, прости, Лизок. Но так правда будет лучше. Я там рыбки свеженькой нажарил. Пойдём, поедим?
Мы отправились во двор, где Сыч уже накрыл стол, очень гордясь собственным уловом. Естественно, к обеду присоединилась Марта, видимо увидевшая нашу семейку в окно своего номера. Дамочка вкушала приготовленную опекуном ставридку с таким выражением лица и настолько многозначительным комментариями, будто он не просто её поймал, а родил и вырастил. Не меньше. Сыч светился лицом от удовольствия, подкладывая своей фанатке самые сладкие кусочки. Мне было очень смешно. Правда.
Ну, до чего же мужики одинаковые. Говорят, женщины любят ушами. Куда там. Мы выслушаем лесть и, если она излишне вызывающая, задумаемся, а так ли это. Мужику можно лить в уши беспардонно. И он ни на секунду не засомневается, что на самом деле лучший, исключительный, потрясающий. Марта шла в верном направлении.
После обеда оказалось, что мы с Сычом вечером отправляемся в гости к его старому другу. Больше всего меня удивило сочетание слов "сыч" и "друг" в одном предложении.
– Это было очень давно. Тогда я ещё работал на благо государства, а Лазарь трудился в ювелирной отрасли. Помог ему немного с маленькой проблемой, так и закрутилось. Посидим, поболтаем по стариковски, а ты нам компанию составишь.
Особо не заморачиваясь, я натянула лёгкие джинсы и хлопковую футболку. Сыч пытался, было, запихнуть меня в вечернее платье, но услышав несколько матерных слов, успокоился, заявив, что настоящий бриллиант не нуждается в вычурной оправе. Это зародило в моей душе некие подозрения, подтвердившиеся, едва мы переступили порог дома Лазаря Моисеевича, который, явившись в навороченном инвалидом кресле, встретил нас словами, что вот-вот и сынок его придёт. Дожили. Папенька решил сосватать дурную дочь за достойного кандидата.