Однако появление наследника богатого коллекционера успокоило меня окончательно и бесповоротно.
Когда мы уже сидели в саду, наслаждаясь южным вечером, взору моему предстал тот самый художник, который метался прошлой ночью с керамической совой под мышкой. Я чуть не рассмеялась. Просчитался папенька. Такой подарочек мне и даром не нужен.
– Это – Фима. Сын мой от первого брака, – скривившись прокомментировал Берг, явно понимая, что из себя представляет его чадо.
Парень сел за стол, то и дело кидая удивлённые взгляды. Видимо, моя персона Ефиму запомнилась, и теперь он пытался найти связь между девицей, какого-то рожна оказавшейся в доме его отца, загадочным другом родителя и местным авторитетом. Получалось это у него плохо.
Однако вечер неожиданных встреч продолжался. На террасу вышла женщина, при виде которой мои руки зачесались от желания вцепиться в её идеально уложенные блондинистые волосы. Спутница Разумовского подошла к Бергу и, наклонившись, поцеловала его в старую морщинистую щеку.
– Вот и супруга моя нарисовалась. Марина, познакомься. Евгений, человек, благодаря которому я имею все это, а не сдох в далёких таежных лесах, и дочка его, Лиза.
Блондинка окинула меня внимательным взглядом, тем, которым любая красивая женщина оценивает достойную соперницу, потом, видимо, поняв, что на мужа её я вряд ли имею планы, успокоилась.
Ужин прошёл донельзя для меня странно. С одной стороны мой опекун, напротив – богатый еврей, между нами ворующий у родного отца предметы роскоши сынок, предполагаемый ухажер, и женщина, которую благополучно трахает мой любимый мужчина. Крайне занимательная компания.
В какой-то момент Марина удалилась, чтоб отдать указание кухарке о десерте, а Ефим решил срочно найти какую-то чрезвычайно необходимую ему книгу в библиотеке отца. Сыч с Лазарем Моисеевичем ударились в воспоминания, а я отправилась погулять по дому, осмотреть достопримечательности, так сказать. В районе кабинета меня привлёк лёгкий шум. Я осторожно прошла ближе и приоткрыла дверь, наблюдая очень интересную картину.
Фима зажал супругу отца возле стола, активно задирая ей подол платья, целуя шейку и стараясь добраться до тех прелестей знойной красавицы, которые расположены между ног. Марина, похикивая, вроде вырвалась, но с другой стороны терлась о его пах, однозначно намекая на возможное счастье.
– Сука, – Пыхтел Фима. – Когда ты прекратишь издеваться? Я с ума схожу от того, что этот гнилой старик трогает твои сисечки. От того, что ты трахаешь все, что движется. Нового хахаля себе завела. Я видел вас. Видел. Он тоже суёт в тебя свой член? Да? Тебе так же с ним хорошо, как со мной?
– Лучше. – Простонала блондинистая шлюшка, позволяя груди вывалиться из декольте, отчего парень вообще поехал крышей, вцепившись зубами в её соски. – С ним лучше, потому что он потрясающий любовник. Тебе такое даже и не снилось.
В данном вопросе я её мнение полностью разделяла, но не была согласна, что стоит хвалить одного любовника, унижая таким образом другого. Это чревато, что Фима тут же подтвердил, оттолкнув красотку, а потом притянув обратно, предварительно надавив на её плечи, чтоб она опустилась на колени. Художник схватил жену отца за волосы, принуждая откинуть голову назад и пытаясь найти более соответствующее её рту занятие, чем вот такие разговоры.
– Ничего. Скоро у меня будут бабки. Много бабок. Ты запоешь по-другому.
В этот момент я удалилась, не являясь при всех своих недостатках поклонницей эксгибиционизма. История, однако, становилась все занятнее. Фимка ворует помаленьку из отцовского дома и ждёт большой куш. Марина является женой его родителя, но трахается с пасынком и Разумовским, который вдруг оказался замешан в этой эротической драме, а Сашенька, как мне доподлинно известно, ничего не делает просто так.
Я вернулась на террасу, чтоб присоединиться к беседе хозяина и опекуна, которые активно спорили, обсуждая последнюю нашумевшую новинку отечественного кинематографа.
Прошло достаточно много времени, а к нам не вернулись ни Ефим, ни супруга коллекционера. Как бы он её там не пришил за ядовитые разговоры под горячую руку.
В этот момент выбежала кухарка, которая, заикаясь и рыдая несла какой-то бред.