Выбрать главу

Последняя фраза, несмотря на кажущуюся нелепость, неожиданно достигла цели, Александр понял это по залегшей между бровей редактора складке и наступившей паузе, во время которой в номере стояла звенящая наэлектризованная тишина. Только почему она назвала зависть, неужели думает, что редакторы завидуют авторам? Глупость какая…

— Да нет, Нина Ивановна, ошибаетесь, в случае с Александром Дмитриевичем как раз наоборот. — Сан Саныч равнодушно заложил руки в карманы. — Верите, был против его отпуска и всячески препятствовал награждению путевкой в ваш замечательный санаторий. Чего только не делал! Указывал на недостатки характера, на невеликие заслуги, даже написал докладную о систематическом нарушении сроков, заработал в его глазах славу чудовища, кажется. Не помогло. А насчет зависти вы напрасно, дело у нас с ним одно и общее.

Александр никогда раньше такой интонации у него не слышал. Про служебку он не знал, но помнил, как Сан Саныч скандально настаивал на переносе отпуска и требовал сверхурочной работы. Он понятия не имел, что за этим стояло. А сейчас его поразило, что Нина Ивановна молчит, не спорит, не говорит в свое оправдание того, что сказала ему внизу. Даже в зеркальном мареве было видно, как пламенеют ее щеки, но это был не здоровый, а какой-то лихорадочный румянец. Тишина в комнате затянулась.

— Что же, тогда для вас не станет неожиданностью, что это ваше общее дело тоже не тайна для определенных кругов, — вдруг без выражения сказала она, обхватив себя руками, точно ее и вправду знобило. — И все подполье, и конкретно вы сами, не год уже и не два. Формально — с той первой истории и до недавнего гектографа баптистов. Ваша карточка даст фору карточке Александра Дмитриевича. Так что приглашение сюда…

— Проверка и последний шанс? — не дал ей договорить Сан Саныч. — Знаю, уважаемая Нина Ивановна, как не знать. Потому и принял предложение, и прилетел моментально. Я ее, конечно, не пройду, эту проверку. Но редактуру хотел все-таки закончить, не люблю брошенных на половине дел.

— Редактуру? — она сделала шаг вперед, словно хотела его лучше рассмотреть в розовом полумраке. — Редактуру?

— Абсолютно точно. Нас с Александром Дмитриевичем связывает многолетний творческий тандем; как вы считаете, с моей стороны будет порядочно бросить его в одиночестве так внезапно? Ему и так после цветка придется несладко. Пока нового редактора дадут, пока отношения наладишь, пока привыкнешь, да еще слежка постоянная…

— О редактуре ты, значит, подумал, а обо мне? — Выдержка ей изменила, голос сорвался, она сжала руками белую водолазку. — Ты что думаешь, я железная? Десять лет одну ошибку себе простить не могу, а это прощу? Господи, Саша, ты хоть представляешь, чем это закончится для тебя? Отдай мне тетрадь, сию секунду! Я сама что-нибудь придумаю, я им скажу, что ты старался, но у тебя не получилось, я…

Она не договорила, захлебнулась словами, вытянувшись как натянутая струна рядом с ним. А дальше произошло то, чего Александр никак не ожидал от редактора. Он взял ее лицо в ладони, наклонился к ней и поцеловал. Вместо того, чтобы возмутиться или вырваться, Нина Ивановна приподнялась на носки и ответила так, что Александр попятился в коридор, а там, не найдя ничего лучшего, ввалился в свой старый номер и прижался к стене. Куски мозаики с лихорадочной скоростью становились на свои места, от этого голова кружилась, а во рту было сухо и солоно.

«Ваш ровесник, тогда даже младше был лет на десять…»

«Почему вы его так называете…»

Балконная дверь его номера так и осталась открытой с момента, когда он забирал чемодан после завтрака. Александр дошел до разделителя двух лоджий и сполз по нему вниз, привалившись спиной. Мимоходом подумал, что из коридора его здесь не увидят. Зато с его места хорошо виделось соцветие внутри купола, алое, с перемежающимся свечением, похожим на пульсацию сердца.

Очнулся он, когда ветер донес до него сигаретный дым и голос Нины Ивановны.

— …Единственный шанс, но он отказался.

— Правильно сделал. — Судя по звуку, Сан Саныч открыл балконную дверь и курил, стоя на алюминиевом пороге. — Всё говорит за то, что гасители не способны быть читателями, не та физиология.