Выбрать главу

Александр перехватил темный взгляд редактора, отвернулся от него и медленно поднял руку вверх, чтобы показать стоящим внизу дерматиновую обложку и целые листы.

— Прекрасно. — Острие ножа, точно стрелка компаса, развернулось в направлении Сан Саныча. — Что скажете, уважаемый революционер-подпольщик? Возьмете инициативу в свои руки? Свидетелей достаточно, лучше момента для демонстрации лояльности не найти. Сделаете с полной отдачей и огоньком — мы, возможно, даже поверим вам.

Александр опять посмотрел на редактора — тот молчал, закусив губу. Тогда он сам развернул тетрадь на какой-то странице в середине и сунул ему в руку, но тот даже не опустил глаза на исписанные листы.

Дживан понимающе рассмеялся, махнул своим помощникам, те подвели Нину Ивановну поближе.

— Помните, вы нам рассказывали о «тысяче порезов»? — крикнул он, поднимаясь с парапета. — Как думаете, их должна быть действительно тысяча или можно обойтись меньшим количеством? Например, десятью-пятнадцатью? Двадцатью? Пятью десятками?

Он ножом провел по лицу жертвы, от виска к щеке, и задержал его в уголке рта.

— Сашка, уйди с балкона! — успела крикнуть Нина Ивановна, и замолчала, потому что лезвие полоснуло ее по губе.

Алая струйка потекла на подбородок и дальше, на белый халат, распуская на нем красные лепестки. Против ожидания Дживана, наклонившего к ней голову, она больше не издала ни звука. Ни в первый раз, ни во второй, ни в третий.

Александр рывком развернул редактора за локоть к себе.

— Вы сможете на это смотреть?

— Нет, — сквозь зубы ответил тот. — Сволочи…

Дживан внизу красноречиво постучал ножом по циферблату своих часов.

— Они знают, — прошептал Александр. — Знают, что мы оба… — он запнулся, но не стал подбирать нужные слова, просто взял его за кисть и яростно толкнул руку вместе с тетрадью вверх:

— Читайте. И точка.

Тишина наступила такая, что потрескивание тряпок в костре казалось оглушительными выстрелами. Никто не двигался и не разговаривал, все глаза были прикованы к плетеному стулу на балконе, куда опустился с тетрадью в руках Сан Саныч. В общем безмолвии шелест страниц, которые он переворачивал, был слышен предельно отчетливо. Александр зачем-то считал их количество про себя. При всех навыках скорочтения, о которых ходили легенды в издательстве, редактор читал его тетрадь будто нарочно втрое медленнее, чем обычно.

Вниз он старался не смотреть, боялся встретиться глазами с Ниной, потому что сейчас не выдержал бы ее взгляда. И следов на ее халате. Во всем виноват только он. А куда смотреть… Хорошо бы на цветок, но отсюда его не видно. Чувствует ли он, что сейчас погаснет? Превратится в клейкую массу, лишенную корней и формы. Говорят, люди чувствуют свою смерть. Они с цветком связаны… Почувствует ли это он сам? Во что превратится? В гасителя? Мерзкое, черное слово, в родстве с илом, грязью, болотным ядовитым газом. Его поставят на учет и когда-нибудь тоже вызовут в санаторий к кому-то… следующему. Нет, этому никогда не бывать. Но как не бывать, когда даже Сан Саныч не избежал ни слежки, ни давления. Что с ним будет теперь, после того как он при всех отказался читать? Нина сказала, он знает, чем все это кончается. А чем? Нет даже вариантов. Тюрьмой? Расстрелом? Пожизненным заключением? Лагерем? Есть ли лагеря для таких, как Сан Саныч? И он сам? Должны быть. Дживаны нарочно придумают, чтобы там распоряжаться. Убить ведь просто, а можно пользу какую-то извлекать, забавляться, эксперименты ставить… Какую работу он сам сможет выполнять после… того? Надо же, как странно он это называет. Почти как Раскольников убийство называл. Сможет ли он после того говорить с людьми? Это ведь тоже убийство, пусть убивает не он, а его, но все-таки… Которая сейчас страница была? Тридцатая? Тридцать первая? А, неважно… И почему это никак не чувствуется? Неужели никаких признаков нет, что сейчас в организме происходит? Хотя о чем он, пока еще ничего не происходит, Сан Саныч еще читает. Потом, позже… Это быстро будет? Мозг потеряет нужные связи, это не больно, в мозгу нет нервных окончаний. Что это будут за слова?.. Простит ли он когда-нибудь Александра за сорванный план? Могло ведь сработать. Найти читателя… Почему это важно? Что было бы, найдись этот читатель? Он должен понять замысел, они должны поговорить, а дальше?