В 1767 году и этот канал был пущен в эксплоатацию, но, не дожидаясь его окончания, неутомимый герцог-строитель, на этот раз в компании с маркизом Стеффордом, приступает к сооружению третьего, еще более грандиозного водного пути, длиной в сто пятьдесят километров, с десятками мостов, шлюзов и тунелей. Новые каналы, связанные между собой в одну систему, скоро вернули герцогу весь затраченный капитал, а коммерческий успех вызвал в девяностых годах настоящую «канальную горячку», напоминавшую предпринимательский ажиотаж на заре железных дорог.
Герцог Бриджуотерский не успокоился на этих успехах. Он ревностно продолжал заниматься улучшением своего детища, принимая также горячее участие в постройке многочисленных новых водных путей Англии, достигавших к 1836 году общей длины в 3 600 километров.
Сэр Френсис Бриджуотер отлично понял дух времени, решив коммерческими предприятиями поддержать потускневший блеск своего аристократического герба.
Сумев оценить инженерные дарования Бриндлея, он правильно разгадал и натуру Фультона. Герцога гораздо больше заинтересовали скрытые изобретательские способности молодого американца, чем его сомнительный художественный талант. Такие люди могли пригодиться ему при постройке новых каналов.
Не менее интересна личность и другого нового знакомого Фультона — лорда Стэнгопа.
Чарльз Стэнгоп (1753–1813) был третьим сыном старинной дворянской семьи, давшей Англии ряд военных и государственных деятелей. Получив широкое образование, он с юности — редкая вещь для английского аристократа — настолько проникся идеями французских энциклопедистов, что С первых же дней Великой революции стал ее горячим защитником в Англии. Когда в 1789 году пали стены Бастилии, лорд Стэнгоп, в то время член Верхней палаты, стал инициатором приветственного адреса восставшему французскому народу. Он активно выступает на митингах и в печати за признание Французской республики. Парижская хроника того времени упоминает о некоем англичанине, флегматично наблюдавшем, сидя на коне, за работой гильотины на площадях. Возможно, что это был лорд Чарльз Стэнгоп. Конвент отметил деятельность своего английского друга присуждением ему звания «Гражданина Республики».
Сиятельный революционер, несмотря на свою близость с Вильямом Питтом, был среди английской аристократии своего рода белой вороной. В 1794 году Стэнгоп даже приобрел некоторый ореол мученичества — реакционно настроенная толпа разгромила и сожгла его дом. Одно время, когда правительство приостановило действие «habeus corpus» — основного закона о неприкосновенности личности и жилища, Стэнгоп, в знак протеста, на несколько лет покидает стены парламента.
Но политические страсти не поглотили полностью темперамент «левого» лорда. В не меньшей степени, чем французской революцией, Стэнгоп увлекается механикой, химией, философией и математикой. Это увлечение было тогда в большой моде среди некоторых представителей «высшего света» и не всегда оставалось безрезультатным для науки того времени. Достаточно вспомнить хотя бы об «увлечении» химией лорда Кавендиша[7], сына герцога Девонширского, и о занятиях физикой лорда Румфорда[8].
Уровень научных знаний Стэнгопа не поднимался выше обычного диллетантизма. Наука требует жертвы, если не здоровьем и жизнью, то временем и упорством в работе. Но время лорда Стэнгопа было уже основательно заполнено политикой и обязанностями светского человека. Для науки его оставалось немного. С одинаковой легкостью, не добившись практических результатов, Стэнгоп переходит от изобретения в 1777 году особой счетной машины к постройке новой печи для пережигания мрамора в известь, ищет способа искусственного получения дождя и снега, пробует применить новые приемы для лечения заболевших деревьев… В 1779 году он даже издает книгу «Основы электричества». Тогда это была благороднейшая тема для всякого рода умозрительных рассуждений по поводу двух «электрических жидкостей», разлитых в природе. В 1795 году Стэнгоп увлекается идеей Жуффруа — построить паровое судно, движущееся при помощи гигантских утиных лап. Через десять лет Стенгоп начинает заниматься теорией музыки, пишет трактат «о музыкальных инструментах», изобретает усовершенствованный печатный станок и вносит улучшение в стереотипию[9]. Стэнгоп с жаром брался за множество предприятий, но редко доводил их до конца. Вместе с тем он не выносил противоречия и чужих указаний. Эта неуживчивость, усилившаяся с годами, повлекла за собой полный разрыв лорда Стэнгопа с его детьми, которых он даже лишил наследства. Дети унаследовали от отца оригинальность натуры. Сын лорда Стэнгопа ударился в другую крайность, став впоследствии мистиком и ярым легитимистом, а дочь, леди Эстер, поселившаяся в Сирии после долгих путешествий по Востоку, приобрела там такое огромное влияние на туземное население, что местные власти вынуждены были прибегать к ее содействию в трудные политические моменты.
В период, когда состоялось знакомство Роберта Фультона с Чарльзом Стэнгопом, последний находился в полосе увлечения новыми водными путями. Успех горцога Бриджуотера дал ему мысль провести каналы на своих девонширских владениях в Холсуорси. Молодой сметливый американец сразу пришелся по душе лорду Стэнгопу, надеявшемуся привлечь Фультона к выполнению своих грандиозных затей.
Беседы с лордом Стэнгопом и герцогом Бриджуотерским, а также их широкие планы будущих инженерных работ заставили Фультона еще раз поглубже заглянуть в самого себя.
Оба его новых знакомых утверждали, что мир больше нуждается в хороших инженерах, чем в посредственных живописцах. Сам Фультон совершенно отчетливо видел, что в искусстве дальше посредственности ему не пойти. Что, в сущности, изменилось с тех времен, когда он мазал, да, именно «мазал» портреты филадельфийских купцов и матросов? В лучшем случае он повторит это с физиономиями английских военных и владельцев торговых домов. С той только разницей, что здесь в ярком блеске талантов Гэнсборо и Рейнолдса его неумелая живопись будет производить еще более жалкое впечатление.
Фультон принял твердое решение отказаться от живописи. Вернувшись в Лондон, он имел длинное об’яснение с Вестом. Разговор этот был для Фультона крайне тяжел. Ему представлялось, что он обманул и Франклина и Веста. Напрасны были заботы и материальные траты, чтобы сделать из Фультона «американского Рубенса». Фультон горько усмехнулся, вспомнив это шутливое прозвище, данное ему в памятный день его знакомства с Вениамином Франклином. Рубенс… Он видел теперь настоящего Рубенса и и знал, что сопоставление его имени с именем великого фламандского живописца звучит почти кощунством.
К удивлению Фультона разговор с его наставником прошел гораздо легче, чем он мог предполагать.
— Дорогой Роберт, — сказал ему Вест после того, как Фультон сообщил о своем желании оставить его мастерскую, — я не удивляюсь вашему решению. Я знал, что вы сами, рано или поздно, придете к нему. И лучше, что это произошло раньше… У вас есть бесспорные способности к живописи. Вы могли бы развить их своей упорной и долголетней работой. Но буду откровенен. Дальше известного предела вы не пойдете. Конечно, вы добьетесь материальных успехов, но все же останетесь на третьестепенных ролях. Я могу передать вам часть моей техники, но талант не передается и не образуется заново. Он может лишь расти и развиваться. Впрочем вы и сами понимаете это. Пусть не тревожит вас моя небольшая помощь. Я оказал ее не только по просьбе моего друга Франклина, но и ради вас самих. Вы честный, хороший юноша. Дайте мне вашу руку и оставайтесь у меня, как и раньше, пока не выберете себе новый, достойный вас путь.
Этот новый путь был уже ясно намечен Фультоном. Строительство, инженерная деятельность, изобретательство — вот его истинное призвание! Недаром эта область привлекала его с самого раннего возраста. Годы художественной учебы не прошли бесследно. Они дали ему привычку к системе и научили итти шаг за шагом в изучении новых предметов.
7
Известный английский физик и химик (1731–1810), открывший состав воды, давший точный анализ воздуха, ряд исследований по электричеству и т. д.
9
Способ получения металлических копий с типографского набора для печатания переизданий на нескольких машинах сразу. Особенно часто применяется при печатании газет.