Пловучие батареи д’Арсона недолго занимали воображение Фультона. «Вряд ли, — думал он, — их можно было бы использовать для нападения на английские берега».
Прежде всего, вместо мокрых шкур надо взять толстые листы железа, которых не пробивали бы ядра. Но как привезти их на место? Буксирующие суда неизбежно будут расстреляны. Нет, это не решение вопроса. Действие подводной лодки окажется гораздо вернее… Столь страшные по виду пловучие батареи оказались в сущности бесполезной массой дерева, подводные же лодки станут невидимым, грозным и неуязвимым для врагов чудовищем.
Д’арсоновские понтоны — это киты, огромные, но безвредные; подводные лодки и мины будут похожи на зубастых акул…
Подводная лодка, как самое страшное орудие нападения, начала отчетливо, деталь за деталью, возникать в голове Роберта Фультона.
Тринадцатого декабря 1797 года Фультон представил французскому правительству проект своего подводного судна.
«При помощи моей подводной лодки, — писал он правительству, — можно заставить англичан не только снять блокаду с французских берегов, но, может быть, даже перенести самый театр военных действий на берега Великобритании».
В одной из выпущенных позднее брошюр под названием «Свобода морей составляет основу благосостояния народов» Фультон с присущей ему решительностью заявляет! «Я рассматриваю поенные корабли как пережиток устарелых воинственных привычек, как политическую болезнь, против которой до сих пор еще не найдено, средство, — поэтому я высказываю твердое убеждение, что подводная лодка, вооруженная минами, может служить самым действительным средством излечения од- этого зла…»
Над всеми этими пацифистскими мечтаниями о том, что прогресс военной техники сделает когда-нибудь войну невозможной, как мы знаем, жестоко посмеялась вся дальнейшая история.
Подводная лодка Фультона называлась «Наутилус». Некоторые переводят это название, как латинское слово — «пловец». Нам кажется, что оно расшифровывается несколько по-иному и указывает на разностороннюю эрудицию Роберта Фультона в естественной истории морских животных; у самой природы отыскивал он полезные указания для своих изобретений. «Наутилусами» («Nantilux pompilius») или корабликами называется моллюск тропических морей, живущий в спирально закрученной раковине и умеющий искусно погружаться или всплывать на поверхность воды, меняя об’ем своих внутренних камер. Характерная черта этих животных — способность пользоваться как парусом своей гибкой кожистой мантией.
Проект подводной лодки сопровождался любопытной запиской; изобретатель выговаривал себе известные права в случае удачного применения «Наутилуса» на войне. В этих условиях чувствуется чья-то практическая деловая натура, вернее всего, друга Фультона — Барлоу. С чисто коммерческой точностью излагается «сдельная» система оплаты. За каждую пушку неприятельского корабля, потопленного подводной лодкой, французское правительство обязано уплачивать изобретателю по четыре тысячи франков. Кроме того, все военные и торговые корабли, взятые «Наутилусом» в плен, составляют собственность компании, построившей подводную лодку. Таким образом, потопленный стопушечный фрегат приносит компании четыреста тысяч франков, а десять таких кораблей — четыре миллиона, — так подсчитывал Барлоу ожидаемые доходы. Возможно, что этот любопытный пункт договора был скопирован с тех условий:, которые в свое время Уатт поставил владельцам угольных копий, купившим его паровую машину. В пользу Уатта должна была поступать одна треть экономии, получавшейся по сравнению с расходами по откачке воды прежними ньюкоменовскими машинами.
Фультон с жаром принимается за проект подводной лодки и постройку усовершенствованной мины. В начале октября 1798 года правительственная комиссия произвела на Сене испытание модели фультоновской мины и полностью одобрила изобретение. Задача состояла в том, чтобы подобраться к атакуемому судну и взорвать его при помощи ящика с порохом, незаметно прикрепив его ко дну корабля.
Такой подводной мине Фультон дал название торпеды.
Ободренный благоприятным отзывом правительственной комиссии, Фультон решил обратиться к Директории с ходатайством о поддержке — его скромные личные средства приходили к концу.
Началась длительная бюрократическая переписка между ведомствами. Комиссия специалистов военного министерства нашла предложенный ей проект подводной лодки неисполнимым. Напрасно старался Фультон добиться от министерских чиновников определенных указаний, что именно считают они неудачным в его смелом проекте. В ответ он получал лишь самые общие фразы. Здесь, наверно, помогла бы хорошая взятка, но Фультон не хотел добиваться успеха такими путями. Даже его энергия и настойчивость не могли одолеть тупоумие и алчность чиновников Директории. Две попытки предложить Директории начать сооружение подводного судна кончились неудачей.
Фультон попробовал заинтересовать другими своими проектами Голландию, носившую с 1795 года название «Батавской республики». Голландия — классическая страна шлюзов и каналов. От исправного состояния дамб и каналов зависят жизнь и благосостояние ее жителей. Дамбы защищают низкие береговые места от морских наводнений, а по каналам идет почти весь транспорт Голландии.
«Дешевые каналы и шлюзы моей новой системы, — думал Фультон, — должны найти применение в этой стране».
Тем сильнее было его разочарование, когда и там он встретил обстановку не лучше парижской.
Но Фультон не сдавался. При поддержке Барлоу он решил начать строить модель подводного судна. Знание механики и годы технической учебы на бирмингамских заводах сослужили Фультону хорошую службу. Во дворе американского посольства закипела необычайная работа. Фультон при помощи двух рабочих целыми днями строгал, пилил, сверлил, обтачивал и ковал. Идея подводной лодки постепенно превращалась в реальность. Фультон решил разбить недоверие к новому оружию морского боя наглядным показом модели своего подводного корабля.
Работа по постройке «Наутилуса» стала быстро подвигаться вперед. Летом 1799 года модель подводной лодки была наполовину готова. Однако с морским министерством дело не двинулось ни на шаг. В конце года произошло событие, которое вывело Фультона из его безразличия к политическим событиям.
Вечером 10 ноября в мастерскую, где работал Фультон, прибежал Барлоу. Всегда спокойный и выдержанный, на этот раз он был сильно взволнован.
— Роберт! Замечательные известия! Как вы можете сидеть здесь над своими винтами, когда весь Париж на улицах? Знаете ли вы, что со вчерашнего дня во Франции новая Директория! А сегодня… Сегодня генерал Бонапарт разогнал Совет Пятисот… Идем и послушаем, что говорят…
Фультон отложил в сторону напильник, который держал в руке.
— Дорогой друг, — обратился он с усталой улыбкой к Барлоу, — я понимаю, что для вас, как дипломата, такое событие может быть интересным. Но выиграет ли от этого мой «Наутилус»? Вместо одних чиновников будут другие… Впрочем, если вы настаиваете на моем обществе, — я к вашим услугам…
Улицы Парижа, действительно, были необычайно оживлены. В шутках и восклицаниях кое-где слышались тревожные нотки. Парижане любят и умеют шутить. Уже распевали комические куплеты про толстого Барраса, которого с’ел тощий генерал Бонапарт. Имя последнего повторялось чаше всего. Слухи клубились и ширились, как дым разгоревшегося костра.
— Я своими ушами слышал его замечательные слова, — ораторствовал, картавя и жестикулируя длинными руками, какой-то гражданин в сюртуке мышиного цвета, — он был страшен, когда крикнул этим болтунам в шляпах с петушиными перьями: «Что вы сделали с Францией, которую я покинул такой цветущей! Я оставил мир, а нашел войну… Я вам оставил победы, а нашел поражения… Я вам оставил миллионы, а нашел везде грабительские законы и бедность…»
Оратора окружала толпа и восторженно ему аплодировала. Тот раскланивался, как будто исторические слова принадлежали ему, а не Бонапарту.