Успех фультоновской выдумки был не меньше успеха подводной лодки.
— Замечательно! Великолепно! Англичане скоро почувствуют силу наших ударов, — восторженно восклицали члены комиссии. Одни представители морского министерства не сдавали своих позиций.
— Конечно, — говорили они, иронически улыбаясь, — если англичане будут настолько любезны, Что согласятся неподвижно ожидать ваши минные катера и подводные лодки, тогда, разумеется, мы легко разделаемся с неприятельским флотом…
Фультон принял и этот вызов, носивший явно провокационный характер. Пускаться в открытое море в своей маленькой скорлупе, предназначенной только для предварительных опытов, было чистейшим безумием. Тем не менее Фультон решил выполнить и это новое требование.
Французские порты были в то время блокированы английской эскадрой. Неприятельские суда часто крейсировали у самого входа в гавань, избегая лишь попадать под обстрел береговых батарей. В темный вечер «Наутилус» со своим экипажем вышел в открытое море. Легкое суденышко сразу же стало швырять, точно щепку. Удары волн ежеминутно грозили разбить тонкую медную обшивку корпуса. Винт то зарывался в воду, то вертелся на воздухе. Лодка, несмотря на все напряжение трех дюжих матросов, еле подвигалась вперед. Наконец, поблизости показалось английское судно. Фультон быстро наполнил водой баластную камеру и пошел по компасу под водой. Перископ тогда еще не был известен. Вдруг английский фрегат повернулся и начал быстро уходить в открытое море.
Но разве лодке с тремя гребцами угнаться за трехмачтовым военным судном?
Таким образом, первая атака «Наутилуса» кончилась неудачей. В глазах беспристрастных людей эта неудача не могла иметь решающего характера для суждения о качестве нового изобретения.
Правительственная комиссия во главе с Лапласом и Монжем выразила свое полное удовлетворение результатами опытов в Бресте и поддержала ходатайство Фультона о возмещении сделанных им расходов. Пожелания Фультона были более чем скромны. Он просил дать ему только 60 тысяч франков, обещая за эти же деньги обучить трех матросов трудному искусству подводного плавания.
Все, казалось, обстояло благополучно. Удачные опыты в Бресте, блестящий отзыв комиссии. Фультон уже мечтал о постройке целой подводной флотилии, но, к сожалению, он позабыл содержание «Спящей красавицы» — чудесной сказки Перро. В ней рассказывается, что некий король по рассеянности не пригласил на крестины своей дочери злую волшебницу Карабос. Оскорбленная фея отомстила тем, что погрузила выросшую красавицу, уколовшую палец об острие веретена, вместе со всем королевством в глубокий столетний сон… Такой «феей Карабос» оказался морской министр де Гре, задетый тем, что Фультон и академическая комиссия действовали через головы министерских чиновников. Кроме того, де Гре вообще был ярым врагом всего нового, не допускавшим мысли, что оно может быть лучше, чем старое. В качестве морского министра он сделал доклад Первому консулу о результатах опытов в Бресте. Можно себе представить тон этого замечательного доклада… По словам де Гре, изобретение Фультона— всего лишь игрушка, а его обещания — пустое бахвальство. При таких условиях продолжение опытов, по мнению министра, было бы лишь ненужным расточительством государственных средств.
«Дальнейшие опыты с подводной лодкой американского гражданина Фультона прекратить», — последовала на докладе резолюция Бонапарта.
Это была совершенно необ’яснимая ошибка Наполеона, не делавшая чести его прозорливости. Он повторил ее через два года с пароходом Фультона. Бонапарт, однако, никогда не сознался в этих ошибках…
Не веря полученному отказу, Фультон бросается в министерство и добивается личного свидания с де Гре. На свои негодующие вопросы он получает лицемерный и глупый ответ, что изобретение его весьма интересно, но… Франция, дескать, достаточно сильна на суше и на море, чтобы прибегать к столь «предательскому» и «неблагородному» способу борьбы со своими врагами… Сто пятнадцать лет спустя морские министры, вроде германского адмирала Тирпица, уже не повторяли таких басен для детей младшего возраста.
В наполеоновскую эпоху подводная лодка появляется еще раз в 1810 году, когда французские изобретатели братья Кэссен построили подводное судно на девять человек экипажа, приводимое в движение особыми веслами. Судьба опять посылала Наполеону новое средство для борьбы с его главным и неуязвимым врагом. Но время подводной лодки еще не пришло. Некоторые технические детали подводных судов того времени кажутся нам сейчас детски-наивными. Так, например, в лодке братьев Кэссен посредством особых кожаных рукавов надо было прибить ящик с порохом к деревянному дну неприятельского корабля… Правительственная комиссия дала о лодке Кэссена отрицательный отзыв, а сама лодка при последнем ее испытании затонула.
История полна событий и фактов, которые при сопоставлении приобретают глубоко иронический смысл.
Подводная лодка была высмеяна Наполеоном, но двадцать лет спустя эта же подводная лодка едва не вернула ему свободу, когда он сделался пленником острова св. Елены. В 1820 году, когда Наполеон давно уже получил «мат» на шахматной доске, называвшейся Европой, и мирно сажал капусту у своего одноэтажного коттеджа-тюрьмы, некий предприимчивый англичанин Джонстон, лишенный, повидимому, патриотических предрассудков, задумал построить тридцатиметровую подводную лодку. Группа приверженцев должна была похитить на ней Наполеона, чтобы вновь поставить его во главе недовольных новым правительством Франции.
Джонстон должен был заработать на этом сорок тысяч фунтов стерлингов. Все было точно рассчитано, предусмотрено, — успех был почти обеспечен, но перед самым поднятием занавеса спектакль пришлось отменить: в конце мая 1821 года пришло известие о смерти Наполеона…
СУДНО, ДВИЖУЩЕЕСЯ СИЛОЙ ПАРА
Даже настойчивости и упорству Фультона было не под силу переубедить человека, носившего имя Первого консула Франции. Фультон ясно видел, что Франции его изобретения сейчас не нужны. С болью в душе он решает уехать на родину. Может быть, там его идеи получат, наконец, лучшую оценку и применение…
Но этому от’езду не суждено было осуществиться.
В жизнь Фультона входит новое действующее лицо, ставшее для него лучшим другом, компаньоном и товарищем по работе, главной опорой в трудные дни. Этого человека звали Роберт Ливингстон. Биография его не так сложна, как биографии Барлоу и Фультона.
Сын состоятельного американского юриста, он был лет на двадцать старше своего знаменитого друга. Следуя семейной традиции и получив хорошее юридическое образование, молодой Ливингстон поступает в 1773 году на государственную службу и становится с 1775 года членом провинциальных конгрессов, принимая участие в их работе до 1777 года. Недюжинные ораторские способности и глубокие юридические познания быстро выдвинули Ливингстона в депутаты Национального конгресса и в члены комитета по выработке знаменитой декларации американской независимости.
С 1781 по 1 783 год исполняет обязанности первого секретаря министерства иностранных дел и вместе с Франклином составляет основы мирного договора с Англией. Таким образом, подпись Роберта Ливингстона встречается на двух важнейших исторических документах Америки. В 1794 году Ливингстону предложено было отправиться во Францию послом молодой республики, но, по разным причинам, он не принял этого назначения. Посольский пост принял Джемс Монроэ — впоследствии президент, будущий автор знаменитой «доктрины Монроэ», гласящей, что «Америка для американцев».
В 1801 году, в период президентства Джефферсона, Ливингстон снова получает — и на этот раз принимает — предложение взять на себя обязанности полномочного посла во Франции, заменив собою ушедшего в отставку Барлоу. На этом посту он остается до 1804 года, после чего возвращается на родину, где до своей смерти, в 1813 году, занимается сельским хозяйством и деятельно помогает Фультону в его работе над пароходом.
В историю техники Ливингстон должен войти об руку с Фультоном как человек, без которого замечательное произведение творческой мысли изобретателя вряд ли могло получить осуществление при его жизни.