— Э, он хочет сбить для нас суфлэ из воды…
— Этак от страха передохнут все рыбы в реке!
В толпе посыпались меткие словечки.
Судно содрогалось от ударов лопаток, но не двигалось с места, кое-где начали раздаваться свистки.
Но вот, — никто хорошо не заметил, когда это произошло, — лодка тронулась и пошла по реке. Все быстрее вертелись колеса. Лопатки стучали по воде, как сотня прачек, выколачивающих белье вальками. Из трубы вырвался целый сноп искр, но они не попали на зрителей, так как судно было уже на средине реки. Поворот руля — и, набирая скорость, оно исчезает под аркой моста. Вот оно уже совсем далеко, еще минута и его уже не видно за речным поворотом.
Толпа затихла…
— Плыть по течению — не хитрая вещь, поглядим, как эта штука вернется назад, — ворчали теперь немногие скептики. Но и они вынуждены были умолкнуть, когда через четверть часа на реке показалась «огневая лодка», быстро приближавшаяся к мосту.
Человек, управлявший ею, потерял свою шляпу. На похудевшем лице резко обозначались морщины. Но глаза… Кто видел глаза этого человека, стоявшего на борту лодки, среди облаков дыма и пара, тот нескоро мог забыть их выражение. Глаза эти видели перед собой не мутножелтые воды Сены, а синюю океанскую ширь, по которой, обгоняя ветер, скоро будут нестись железные колоссы, дышащие огнем и клубами пара…
Фигье в своей «Истории замечательных изобретений» приводит рассказ одного из очевидцев первого в Европе рейса настоящего парохода (не считая сомнительной попытки Папина в 1707 г. и лодки с «утиными лапами» маркиза Жуффура, 1783 г.).
«В шесть часов вечера с помощью трех человек судно пришло в движение и потянуло за собой еще две баржи. Целых полтора часа можно было наблюдать странное судно с колесами, как у повозки. Колеса эти были снабжены лопастями и приводились в движение огневым насосом(?). Когда судно шло против течения Сены, его скорость казалась равной скорости быстро идущего пешехода, т. е. около 2400 туазов (около 5 км) в чае. Когда оно шло по течению, скорость его значительно возрастала. Судно поднялось и спустилось четыре раза от Боном до водокачки в Шайо. Оно с легкостью поворачивалось во все стороны и становилось на якорь…»
Паровая лодка Фультона отлично выдержала все испытания. Она хорошо повиновалась рулю и даже могла тянуть за собой две груженых баржи. Несмотря на извергаемую трубой копоть, некоторые из членов комиссии выразили желание совершить прогулку по Сене. Белые перчатки Бугенвилля, державшегося за поручни палубы, скоро приняли ее темносерый оттенок. Знаменитый мореплаватель досадливо морщился, глядя на грязную топку и перепачканных кочегаров. На его великолепном фрегате, видевшем все океаны, никогда не было столько грязи и копоти. «Если будущие «огнепаровые корабли», — думал он, — будут так же запачканы сажей, во что обратятся их пассажиры после трехлетнего кругосветного плавания?»
Карно, насупив густые черные брови, пристально наблюдал за работой машины. Время от времени он поглядывал на Фультона, не отрывавшего руки от рычагов управления. В этом плотном серьезном механике Карно угадывал родственные черты — упорную волю и нравственное достоинство. Как уверенно лавирует он между встречными баржами и лодками. Нужды нет, что судно еще не отличается чистотой и удобствами. Все это будет современем. Важно другое… Этот черноглазый молчаливый американец, кажется, придумал дельную вещь. Если поднять борта, увеличить размеры самого судна и сделать так, чтобы машина издавала поменьше грохота, можно будет установить на носу и на корме по орудию и тогда…
Паровая лодка Фультона снова прошла под мостом и ошвартовалась у пристани. Впечатлительная толпа парижан получила полное удовольствие. Загадочное судно с железной трубой не обмануло их ожиданий — спектакль удался на славу. Правда, никакой катастрофы не произошло, никто не погиб, никто не упал за борт, но и без этих занимательных инцидентов вышло преинтересное зрелище. Возвращение судна с комиссией было встречено громогласным «ура». В воздухе замелькали платки и шляпы. Более изысканная часть публики аплодировала, как на удачной премьере. Те, кто попроще, кричали от восторга и колотили палками по каменным плитам.
Ливингстон горячо обнял своего компаньона и друга. День девятого августа крепко-накрепко связал этих двух людей. Мечта о создании надежного парохода стала отныне главным содержанием их жизни.
Вечер этого знаменательного дня прошел у них в оживленном обсуждении дальнейшей кампании. Решено было, заручившись благоприятным отзывом комиссии и пользуясь авторитетом Карно, ходатайствовать об отпуске средств на постройку нового, большого судна, которое могло бы принять участие в боевых действиях флота.
На этот раз Фультон не ставил никаких материальных условий. Вместе с Ливингстоном они решили обратиться к Первому консулу. Его проницательный ум не может не оценить значения нового изобретения, которое ему предлагалось. На этот раз никакой адмирал де Гре не посмеет встать между изобретателем и главой государства!
ОШИБКА ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕКА
Годы, когда Фультон работал над созданием подводной лодки и парового судна, были временем всеобщей тревоги и ожиданий. О грандиозных приготовлениях Наполеона к походу на Англию кричали в 1801 году на всех перекрестках. О форсировании Ламанша не переставали мечтать в Париже уже несколько лет. Об этом, конечно, знал и Фультон. В 1801 году он тщетно предлагал Бонапарту воспользоваться новым средством морской войны, которое могло бы, в случае удачи, отогнать неутомимого сторожа, стерегущего английские берега. Мы знаем, чем кончилась эта попытка Фультона…
Сейчас он вторично стучался в двери Тюильри, чтобы передать властителю Франции новое средство для борьбы с ее главным врагом. Фультон не мог чувствовать к Бонапарту особой симпатии. Судьбы Франции тоже не волновали Фультона. Но Франция была страной, где он рассчитывал скорее всего осуществить свои смелые планы о создании новых каналов. Эти мечты не сбылись. Создавшаяся обстановка дала новый толчок его мысли. Фультон не терял надежды, что его изобретения скоро найдут применение на его родине. Но он хотел возвратиться туда, лишь получив признание в Европе. Франция должна была стать тем трамплином, откуда его идеи ринутся на завоевание мира. Подводная лодка обеспечит свободу морей и торговли всем странам. Пароход свяжет их когда-нибудь в одну дружную мировую семью… Франция станет тогда первой страной, которая пожнет будущие блага от его изобретений… Так думал Фультон, когда отправился на прием к Первому консулу для получения решительного ответа на свои предложения.
Аудиенции этой ему пришлось добиваться с немалым трудом. В ту осень Бонапарт не оставался в столице подолгу. Его скорее можно было встретить в Булони, чем в стенах Тюильри.
Наконец, однажды в сопровождении одного из дворцовых секретарей Фультон прошел мимо нескольких караулов. Несколько пар острых пытливых глаз «ощупали» всю фигуру Фультона. Приемная была полна посетителей. Здесь толпились видные деятели эпохи — в скором времени пэры, герцоги, маршалы, короли — будущие созвездия императорской свиты, полковники и генералы, только-что приехавшие с фронта на германской границе, темные дельцы и крупные коммерсанты, академики и бывшие аристократы. Скромная фигура Фультона в темно-коричневом сюртуке, застегнутом до самого горла, терялась среди блестящих военных и гражданских мундиров.
Немало времени пришлось потерять Фультону прежде, чем наступила его очередь.
Дежурный ад’ютант ввел Фультона в круглый кабинет Первого консула.
Сбоку, у огромного письменного стола, заваленного картами, в темнозеленом генеральском мундире стоял Наполеон. Бонапарту было в то время тридцать четыре года. Он мало походил теперь на худощавого, бедновато одетого артиллерийского офицера. В фигуре и овале лица начинала уже сказываться легкая полнота, никогда, впрочем, Не отражавшаяся на подвижности Бонапарта.